Тепло очага

Когда она пошла в первый класс, мать сшила ей сумку с короткими ручками. Зимой, когда мерзли руки, Серафима старалась засунуть сумку под платок, но тот был не слишком велик, и под ним никак не могли уместиться сразу обе руки и сумка. Тогда мать пришила к сумке такие тесемки, чтобы можно было носить ее за спиной.

Но мечта девочки — пройтись по улице с настоящим портфелем — не угасала. Вслух она не могла сказать об этом, потому что брат ее учился уже в четвертом классе, но и у него еще не было портфеля. Она терпела год, другой, третий… А когда перешла в шестой класс, подошла к матери и, всхлипывая, попросила: «Разрешите мне продать на базаре в Кадрабыныкау зеленую фасоль… Я хочу купить себе портфель». «Чтобы я не слышала об этом больше, — сурово глянула на нее мать. — Если слушать тебя, то можно разориться! Ты хочешь продать незрелую фасоль, а подумала ли ты о том, чем я набью ваши большие животы зимой?!»

Когда настала осень и начали убирать вьющуюся фасоль, Серафима попросила родителей: «Можно, я очищу жерди от плюща?» Жерди нужно было вытащить из земли и сложить до весны в сухом месте, но сначала очистить их, привести в порядок. Родители, обрадовавшись, переглянулись — вот и Серафима становится бережливой, хозяйственной… А девочка, обдирая плющ, собрала заодно и те стручки, которые ускользнули от зоркого глаза матери, подобрала с земли осыпавшиеся бобы. Фасоли набралось немало, и Серафима, решившись, показала ее матери: «Добавь еще немного к этому, и я куплю себе портфель». Сердце матери смягчилось, и она не только фасоль дала, но и прибавила к ней еще с десяток яиц.

Серафима купила, наконец, портфель и почувствовала себя счастливой. Тревожил ее только брат. Малейшего повода ему было достаточно, чтобы придраться, накричать на сестру. И задумалась девочка — как пройдет она с портфелем по улице? Как укроется от глаз брата? Портфель стал большой тайной Серафимы. Она нашла кусок рядна величиной с косынку, заворачивала в него портфель и старалась выйти из дому чуть раньше или чуть позже брата. Уроки у Серафимы кончались обычно раньше, и девочка, помахивая портфелем, гордо шагала по улице.

Зимой прятать портфель стало труднее, приходилось хитрить, изворачиваться, и, в конце концов, брат узнал про портфель. Серафима навсегда запомнила тот день… Брат налетел на нее: «Откуда у тебя это?!» Она крепко держала портфель за ручку, а он тянул его к себе, и ручка, не выдержав, оторвалась… Мать разняла детей, отобрала портфель и спрятала его…

Серафима улыбалась своим мыслям. «Когда вернется, — думала она о брате, — покажу ему портфель, сядем, вспомним детство»…

Глянув в окно, девушка увидела мать. Остановившись у ворот, та сбросила с плечей тяжелую вязанку хвороста, Серафима вскочила и выбежала на улицу.

— Не удержалась я, — сказала Госка, — собрала в лесу…

Платок ее сполз на затылок, но она не замечала этого.

— Опять одна побежала в лес, — проворчала Серафима. — И завтра ведь будет день, и тоже нужны будут силы, чтобы стоять на ногах.

— Не захотелось возвращаться с пустыми руками…

— Вот возьму и выброшу все в Ираф! — Серафима подняла вязанку и понесла во двор. — Будто больше других нам нужно.

Госка, идущая следом, отвечала:

— Бог не даст всем погибнуть в один час, а зима уже на носу. Вдруг она будет суровая…

Девушка развязала вязанку, сложила хворост в сарай. «Надо бы накормить мать, — подумала она. — И огонь в печи разжечь»… Но когда вошла в дом, Госка уже достала кусок холодного картовджина[4] из шкафа и налила в кружку сыворотку.

Потом мать легла на тахту, вытянулась, кряхтя и охая, и Серафима ушла в другую комнату, чтобы дать ей отдохнуть. И только девушка подумала, что мать, устав, наверное, крепко спит, как услышала со двора ее голос:

— Дочка! Где ты?

Серафима глянула в окно. Госка вынесла из сарая две лопаты и пошла к палисаднику, сказав на ходу:

— Надень старые чувяки и приходи в маленький огород!

Маленький огород, обнесенный плетнем, накрытый обычно соломой, был сразу же за задней стеной дома. В плетне еще были целы все хворостины, а солому давно уже съели голодные коровы. Фруктовые деревья, посаженные отцом и братом Серафимы, дали в этом году первый урожай. Отец и брат любили свой сад и, будь они здесь сейчас, долго стояли бы под деревьями, разглядывая каждую веточку и тихо, неторопливо разговаривая.

К приходу дочери Госка уже успела поработать.

— Закопаем немного картошки в землю. Рано еще, но что поделаешь? Кто-то останется жить, и от него весной земля будет ждать семян…

Раньше, пока от верхнего конца села до берега Ирафа не был вырыт противотанковый ров глубиной в два метра, пока на той стороне реки не поставили в три ряда столбы с колючей проволокой, пока зигзагообразные окопы не расползлись по лугам, слова Госка еще имели какой-то смысл…

— Поторапливайся, как можешь, мое солнышко. Вон, выбрось лопатой землю, — мать торопилась, будто засиделась без дела. — Вернувшись, наши мужчины не должны застать нас с пустыми руками…