Тепло под сердцем (СИ)

Бившийся ниже пояса пульс удалось унять мысленным приказом. Яков открыл дверь и вышел первым, заслонив смущенную жену от посетителя.

…

У столика Анна уселась напротив дяди. Яков сел рядом, нашел под столом её ладонь и шепнул:

- Хоть в кого ты переоденься, Анечка, я на тебя отвлекаюсь. Может, лет через двадцать… Хотя нет.

Митя, рисовавший на столике большое сердце из орешков, захихикал.

Уловив какое-то движение за чуть приоткрытой второй дверью в залу, Штольман сказал:

- Вижу Нежинскую, она может быть опасна. Антон Павлович, прошу, будьте рядом с господином Мироновым и никуда от него не отходите.

- А все ваши сомнительные знакомства, господин Штольман! – попыталась Анна вытащить руку из его руки, но Яков не отпускал. Анна дернула один раз. Второй. Глядя на Петра Ивановича, который с трудом сдерживал понимающую ухмылку, она пробормотала:

- Яков Платонович, идите уже играть. Ни пуха вам, ни пера.

Яков понял, что не может этого сделать. Притяжение Анны было настолько сильным, что он готов был сидеть с ней вечность – вот так, держась за руки и глядя на пухлые губы под ниточкой подрисованных усов.

«Делом займись, Штольман! Аня молодец, дала мне правдоподобно проиграть последнюю партию, но так дальше не пойдет. Соберись».

Он погладил пальцами ладонь жены и встал из-за стола.

- Господа, я должен идти. Антон Павлович, благодарю за помощь и надеюсь увидеться с вами в более… – не договорив, Штольман откланялся, а молодого Лазюкина просто разобрало. Он прижал ладонь ко рту, фыркнул и даже прикрыл лицо рукавом, но остановиться не мог.

- Митенька! – задыхаясь от смеха, прошептала Анна.

- Закрой дверь перед носом той дамы, что подглядывает. Уж очень она меня раздражает.

…

«Ах ты мерзавка!» – негодовала Нежинская, увидев все, что не хотела видеть.

«Забрала какой-то магией моего Якоба, посмела нарядиться в мужское, а он даже сейчас пялится на тебя, как влюбленный баран!»

В гневе она топнула ногой. Бешенство Нины был вызвано не только неодолимой для нее привязанностью Штольмана к этой провинциальной дуре, но и своим промахом – Нина не догадалась переодеться в мужчину, лишь одела платье попроще и сейчас была вынуждена подсматривать.

«Ты ответишь мне, Якоб!»

Бывшая фрейлина побарабанила пальцами по бедру. Штольман проигрывал – хоть это было радостной новостью. Очевидно, что он постарел, расслабился, а мысли его витали далеко от задания губернатора. Но возникала следующая проблема – теперь Нина глупо выглядела перед Калязиным и Патрикеевым, которым расписала преимущества втягивания Штольмана в игру.

Нахмурившись, Нина тут же провела пальцем по бровям и расправила недавно появившуюся новую складочку.

«Но ведь ничего не изменилось. Я хотела отвлечь Якоба, чтобы он влез в долги и был обязан мне. Или, по меньшей мере, потерял доверие Клейгельса. Но сейчас Штольман проигрывает из-за Мироновой, а значит, теряет над собой контроль. Значит, может пойти на обман. Да, в реальности он слишком уперт для этого, но я сделаю так, что все поверят, и тогда контракту Патрикеева ничего не грозит».

Змеиная улыбка появилась на тонких губах Нежинской. Вернувшись в столицу, она преследовала несколько целей: возродить старые связи, показать богатым и влиятельным людям, что может быть очень полезной, и, разумеется, вернуть Штольмана. Хотя в глубине души Нина сознавала, что этот поезд уже ушел.

«Ничего. Найду другого красавца, я еще в самом расцвете, мне не дают и тридцати».

На шее вдруг зачесалось. Пользуясь тем, что в коридорчике, ведущем из буфетной в залу, никого не было, Нина потерла свербящее пятнышко. На пальцах осталось что-то темное и жирное, а от запаха протухшей селедки её передернуло.

- Ай! – женщина ощутила, как на плечо вновь капнула вонючая жидкость.

- Что за дрянь!

- Ой! – сказал Митрофан.

Нежинская подняла голову и поняла, что прямо над ней – полочка, на которой идиотка-кухарка оставила банку с использованным маслом. И сейчас эта банка неотвратимо наклонялась.

…

Через минуту с черного хода здания, в котором господин Петровский держал игровой клуб, вышла женщина. Дамой ее назвать было трудно – походка женщины была кривой, лицо перекошено, а платье заляпано жирными пятнами.

Нищий, которого швейцар только что прогнал от парадного входа, сочувственно просипел:

- Что, бабонька, селедкой отхлестали? Дай платьице твое пожамкаю, маслице-то вкусное, будет, чем хлебушек помазать. И кофтой с тобой поделюсь, от Натахи осталась. Иди, болезная, переоденься. Не обижу.

====== Глава 22. Дама червей ======

Игра подходила к концу. Яков видел, что его результат близок к Фальке и далековат от Калязина, но именно это и было в планах Штольмана – раздразнить мошенников так, чтобы они почувствовали азарт от преследования жертвы, не слабой, но почти равной им по силе.

К игрокам подошел швейцар и вежливо остановился за спиной Фальке. Положив карты на стол, тот буркнул извинение, отошел, прочитал поданную записку. Со своего места следователь увидел, что немец на мгновение задумался, вышел в кухонный коридор, а когда вернулся, в его поведении что-то неуловимо изменилось.