На лице Якова отразилось такое явственное разочарование, что она едва не прыснула. В голове ее созрел веселый план мести за поддразнивание.
Глядя вслед жене, выходящей из гостиной, Штольман закинул руки за голову.
«Дошутился. Но ничего, не привыкать. Увидим, кто первый попросит».
…
Митя жизнерадостным козликом скакал вокруг девочки, хмуро назвавшейся Литой. Он только сейчас вспомнил, как давно не общался со сверстниками, и радовался выпавшей возможности.
- Лита, давай сходим к заливу, куколку покатаем? Я тебе плотик сделаю!
Малышка фыркнула.
- Не хочу. И я не Лита. Я Лита, не понимаешь, что ли?
- Теперь понял, ты Рита. Покажешь склепы? А скелеты тут есть? Я вчера в один мавзолей залез, там страшненько было! Но я вовсе не боялся!
- Скушно.
Девчонка дернула к себе куклу, и Митя восхитился, как такая кроха постоянно таскала за собой тяжелую игрушку. Он галантно поднял куклу повыше. Так, как он, девочка предметами управлять не умела, и слушалась ее только любимая с детства кукла.
- Рита, а что за дядьки тут собираются, у них еще главный старый такой, в черной сутане? Они как мы, неживые, я тоже вчера видел.
Рита неожиданно исчезла, и призрак растерялся, но тут же из-за камня, спрятавшегося в высокой траве, донесся трагический шепот:
- Ты, Митя, к ним не ходи. Они стлашные. Меня они гонят, им девчонки не нужны. А ты мальчик. Вдруг ты им понлавишься. Но они не плосто зовут… Я такое видела…
- Хха! Я никого не боюсь! У меня папа знаешь кто? А мама вообще…
…
В ванной комнате перед отходом ко сну Анна умылась, убрала волосы. Когда в коридоре раздались знакомые шаги, вышла из двери, столкнувшись со Штольманом. Ойкнула, прижалась к косяку, а затем быстро проскользнула мимо, но Яков проводил ее ладонью и точно понял, что под тканью домашнего платья была только его юная возлюбленная жена.
Когда Штольман вернулся в спальню, Анна неторопливо развязывала пояс. Затем, отвернувшись к стене, по одной расстегнула пуговки, спустила платье с плеч, выпростала из рукавов руки. Делала все как обычно, только чуть медленнее, и чувствовала, как взгляд Якова скользит вслед за тканью по обнаженной коже. Зашла за ширму и улыбнулась, услышав его раздосадованный вздох.
По звуку скрипнувшей кровати Анна поняла, что муж лег. Разделась полностью. И, небрежно держа перед собой простыню, легла сама, укрывшись.
- Анечка, – выговорил Штольман.
- Да?
- А ты… Почему…
- Жарко сегодня, – она поцеловала Якова в щеку.
- Спокойной ночи.
Отвернувшись на бок и подставив взгляду мужа крутое бедро под слоем тонкой ткани, Анна поерзала. И зажмурилась в предвкушении.
Широкая ладонь легла на ее попку. Томительно медленно собрав пальцами ткань, Яков задрал простыню, и кожа Анны мгновенно покрылась мурашками. Обжигая, ладонь прошлась по бедру. Огладила обнаженные ягодицы. Анна вздрогнула от сполоха желания и стиснула зубы, стараясь не застонать. Пробравшись в складку меж бедрами, Штольман ощутил на пальцах влагу. Поднес их к губам Анны. Почувствовал, как берет она его пальцы в рот и едва не кончил в сладкой муке без единого движения чреслами.
Продышавшись, Штольман смог собрать волю в кулак.
- Спокойной ночи, милая, – Яков поцеловал жену в затылок и отодвинулся.
Она что-то недовольно пробормотала, лишившись объятий, и Штольман улыбнулся. Лукавство своей красавицы он видел насквозь, но сердиться на нее не мог.
- Прости, иначе я не смогу заснуть и тебе буду мешать.
Пытаясь отрешиться от знания, что жена лежит рядом обнаженной, он смотрел в окно и удивлялся сам себе. Его медовый месяц превратился в два, затем в три, а он жаждал обладать этой женщиной ничуть не меньше, чем в тот далекий первый раз.
…
Франтовато одетый мужчина сидел на крыше и любовался серыми сумерками, которые романтики называли белыми ночами. Ночь была как ночь, тусклая, как это часто бывает в Петербурге, ветреная. С крыши был видны двор-колодец, пушистые тополя и ажурная решетка ворот, а дальше – тихая набережная Мойки и громада Исаакиевского собора. Мужчина вытащил из нагрудного кармана сигару, понюхал ее и положил обратно. Курить расхотелось. Захотелось подойти к низенькой оградке и почувствовать в ногах легкий и сладкий страх падения.
При виде гостьи, появившейся из-за железной двери, он встал.
- Добрый вечер, Оленька, – даже на крыше мужчина не забыл про этикет, склонившись к руке девушки.
- Рад приветствовать в этом уютном уголке.
Тоненькая, как тростинка, девушка нежно улыбнулась.
- Как тут красиво! Я подойду к краю… Здесь же не опасно?
Мужчина галантно подал руку и вместе они подошли к оградке.
- А что там? – указала девушка куда-то во двор.
- Где?
Оленька неловко повернулась, и мужчина с коротким, захлебнувшимся криком полетел с высоты четырех этажей на утоптанный пятачок двора. Быстро глянув на распростертое внизу тело и осмотревшись, не видел ли кто, девушка неслышно пробежала по крыше, ловко забралась на примыкавшую стену соседнего дома и исчезла в столпотворении печных труб.
…
Темные тени в полуразрушенном склепе собрались у входа. На каменной плите под лунным светом была видна странная надпись: