Теплое сердце зимой

— А что еще можно сделать? — Анна София снова подняла на него грустный взгляд. — И я возвращаю вам эту фразу. Я тоже очень сожалею о вашей утрате.

Они долго смотрели друг на друга, и во взаимном трауре снова чувствовалось то странное облегчение, когда узнаешь, что ты не одинок в своем горе… хотя это было чушью, не так ли? Все в особняке и Блэй рядом с ним горевали. Но для него все было иначе.

Для этой женщины тоже.

— Как именно это произошло? — спросила она. — Я имею в виду его смерть. Вы сказали, по естественным причинам. Это был сердечный приступ? Удар?

На мгновение Куин почувствовал, что действительно должен сказать ей всю правду. Но затем пропасть между биологическими видами подняла свою пресловутую голову. Как, черт возьми, он мог объяснить ей Лэша, Омегу и Общество Лессенинг? И то, какой выбор сделал Лукас? Нет, он решил ее пощадить.

— Его сердце не выдержало, — сказал Куин. — Его сердце… просто остановилось.

Анна София на минуту прижала платок к лицу. Когда она опустила руки, ее глаза покраснели еще больше.

— Он так много сделал для меня. — Она покачала головой. — А после того, как он ушел… Я просто потерялась, и с тех пор меня мало что заботит. Я была ужасной матерью для моих дочек, но я не могу воскресить себя. Может, я ошиблась. Может, меня действительно нужно было спасти.

Куин полез в пиджак.

— У меня есть кое-что, что он просил передать вам.

Анна София застыла. А потом она тяжело вздохнула, когда он наклонился вперед с тремя конвертами и маленьким куском ткани, замотанным скотчем.

— Это для вас, — сказал он.

Глава 39

Чувство покоя и осознание завершенности охватило Куина, когда женщина взяла письма и маленький подарок. Сначала она просто держала их в руках. А потом посмотрела на каждый по очереди.

— Откуда они взялись? — тихо спросила Анна София.

— Он спрятал их. — Когда она подняла на него взгляд, Куин перефразировал свои слова. — Сохранил. Для тебя. Перед смертью Лукас пытался добраться до места, где он бы мог подарить их вам лично, но не смог… он так туда и не попал. И я искренне сожалею о задержке. Я нашел их совсем недавно.

В последовавшей тишине, пока она неторопливо изучала каждый из конвертов и тканевый сверток, он представил себе Лукаса, которого она знала, сильного и высокого, красивого и красноречивого, мужчину в расцвете сил.

— Я боюсь того, что в них. — Анна София взглянула наверх. — Вы останетесь, пока я их читаю?

— Конечно.

— Их нужно читать в каком-то определенном порядке?

— Я не знаю. Простите.

Она кивнула. Затем осторожно открыла один из конвертов. Доставая письмо, она отогнула разворот из дорогой бумаги кремового цвета. Пока она впитывала предназначенные для нее слова, ее взгляд медленно скользил взад и вперед.

Слезы капали ей на джинсы.

Так оно было. Одно за другим она читала каждое из трех писем, ее глаза двигались все быстрее и быстрее. Закончив последнее, она откинулась назад. Шар из папиросной бумаги был у нее в руке, но она, казалось, забыла обо всем вокруг.

Куин не двигался. И Блэй тоже.

Он не был уверен, что кто-то из них троих дышит.

А потом слова, такие мягкие, такие грустные… и в то же время чудесные.

— Он любил меня, — прошептала она. — Он сказал, что любил меня, и только меня.

Она подняла взгляд, он светился сложными эмоциями.

Куин кивнул ей.

— Да, так и есть. И я рад.

— Он сказал, что женился бы на мне, если бы мог. — Она нахмурилась. — Но это письмо написано иначе. У него действительно был сердечный приступ?

— Могу я взглянуть?

Она отдала ему письмо, и было потрясением видеть почерк его брата, но она оказалась права. Почерк был путанным. И само письмо — коротким.

Куин представил, что оно было написано, когда лессеры ворвались в дом. Слышал ли Лукас крики родителей, сестры и их додженов, когда он все это писал? И сообщение было прямолинейным. Он любил Анну Софию Лаваль и решил сказать родителям, что собирается быть с ней, если она выберет его.

Если бы он пережил нападение, поправил себя Куин.

Но этого не произошло… и не потому, что их мамэн и отец не позволили бы ему.

Это было началом кошмара.

И все же было радостно знать, что Лукас вырвался из-под гнета их воспитания, как и Куин. Может, помогли принуждение и угроза смерти, но, в конце концов, он предпочел любовь наследию… и Куин решил верить, что так и осталось бы, если бы семья выжила.

— Это так красиво, — сказал Куин, возвращая письмо его владелице.

Анна София забрала письмо… а затем запустила руку под воротник свитера. Когда она вытащила золотой крест, он подумал о своих грейпфрутовых посиделках с Лэсситером.

— Знаете что, — пробормотал он, — лично я считаю, что любовь бессмертна, что она остается даже после смерти. И я знаю, что Лукас на небесах, и он ждет Вас там. Я верю, что, в конце концов, вы с ним воссоединитесь.

Потому что падший ангел, стороживший Забвение, не допустит иного.

Ее глаза заблестели.

— Спасибо за эти слова.

— Вы откроете его подарок? Вам не обязательно, но…

— О, да.

Она засунула письма под бедро и начала бороться со скотчем и тканью. И ахнула, когда распутала клубок.