– Русские за границей – особая тема, а я скажу, израильтяне за границей – особая тема. Уверена, что татары за границей тоже – особая тема. Человек за границей вообще чаще всего выглядит чужаком и идиотом, чувствует себя хоть чуть-чуть, но не в своей тарелке и вечно попадает впросак. Щедрин, кажется, писал, что в Европе россиянину все кажется, будто он что-то украл, а в России – будто что-то продал.
В Европе любой иностранец – особая тема, вы разве не заметили? Европа вообще брезглива. Французы в этом переплюнули всех, но и остальные хороши. Изменилось не отношение к русским, изменился наш статус. Заработки наши изменились. Если в каком-нибудь девяносто пятом, выезжая в Париж, вы готовы были остановиться в мерзейшем дешевом пансиончике, где в грязном и тесном холле торчит за стойкой ленивое и равнодушное быдло, то сегодня вы можете позволить себе номер в приличном (или даже очень хорошем) отеле. А там персонал вышколен. Он может думать о вас что угодно, но мышцы лица держит правильно натянутыми. И если вы с ним заговорите по-английски, а не по-французски непременно, то он обязан ответить вам по-английски, а не отвернуться с кривой гримасой, как это было с нами году в 94-м в одной (да и не в одной) дешевой забегаловке на Монпарнасе.
В Европе россиян, по крайней мере, не отчитывают за внешнюю и внутреннюю политику их государства. А вы попробуйте оказаться в какой-нибудь высокоинтеллектуальной, университетской или журналистской компании где-нибудь в Европе, будучи израильтянином. Чего только вы не услышите!
Есть любимый израильтянами анекдот на эту тему, который я не поленюсь привести тут полностью:
Помнится, после выхода одной из моих книг в австрийском издательстве меня пригласили выступить перед читателями и журналистами. Я сидела за столом, рядом со мной – переводчица этой книги. Почти все вопросы были на политические темы; я человек неполиткорректный, резкий, прямо скажем, человек – поэтому моя милая переводчица по мере развития сюжета алела и алела щеками, наливаясь напряжением все более высоковольтным.
Наконец одна из журналисток поднялась и поинтересовалась – понимаю ли я, что чувствует палестинская мама…
Я смотрю – моя переводчица совсем сварилась, опустила голову, бормочет:
– Надо немедленно прекратить эту неприятную тему… немедленно… переключить… остановить…
– Вот что, Ирэна, – сказала я ей твердо. – Сейчас вы переведете слово в слово все, что я стану говорить. Прошу не смягчать и не сокращать…