Читаем Теплые штаны для вашей мами полностью

– О, я далека от поисков всяческих мемориальных досок. Да и к Горькому достаточно спокойно отношусь. Возможно, меня могло бы привлечь что-либо, касающееся Чехова… да и то не уверена. Помню, в Ялте, на экскурсии в доме Чехова, после слов экскурсовода «а теперь пройдемте в спальню писателя» – один из экскурсантов остановился и возмущенно сказал:

– Нет, я не пойду в спальню Чехова! Спальня – место интимное, домашнее. Вы что, свою спальню тоже всем на обозрение выставляете?

В конце концов, разве писатель не в книгах остается? Все остальное – туристическая суета. Ну, был, ну, пил, ну, волочился за какой-нибудь юбкой…

– Как-то Вы провели параллель между распадом советской империи и гибелью Атлантиды. В другой раз назвали свой роман «Последний кабан из лесов Понтеведра» «бегством» в Испанию. Ваши книги выходят в России, живете Вы в Израиле, путешествуете по всему миру. Все-таки: к какому культурному пространству Вы ощущаете свою принадлежность? Считаете ли Вы себя русским писателем, еврейским писателем, израильским писателем или писателем третьей (четвертой) волны эмиграции? Кем Вы ощущали себя, будучи, например, в Венеции?

– Сначала – о культурном пространстве. Вы можете определить точно, к какому культурному пространству принадлежал, скажем, Казанова, с его знанием многих иностранных языков, с его скитаниями, наконец, с армией его разноплеменных любовниц?

К какому культурному пространству принадлежал Калиостро? Граф Сен-Жермен? Вы скажете, что это несопоставимые вещи, а между тем писательство – это и авантюра, и скитальчество, и чародейство, и спиритизм. Наконец, это – подсознательная (или вполне сознательная, как в моем случае) постоянная неутолимая жажда выбраться из предназначенного тебе рождением и воспитанием культурного пространства… Писатель может бежать куда угодно, в любое культурное пространство (тут все зависит от его эрудиции, таланта, ну, и умения натягивать на себя чужие «шкуры»).

С моим культурным пространством дело непросто. В Узбекистане, где я родилась, большинство населения – люди с мусульманским менталитетом. Росла я в среде маргинальной; разумеется, изначально принадлежу пространству русской культуры; родной язык – русский, затем школа, консерватория… Кстати, музыка – это ведь тоже целая область «разноплеменных» и «разнокультурных» чувствований – это и русская музыка, и европейская, и узбекские макомы…

Но вот уже много лет я живу в совершенно иных геополитических, культурных, национальных условиях: все то же наложение кадра – рождается некий гибрид, мичуринские штучки судьбы. Хотя эта средиземноморская окраска европейского мышления – она есть и у Киплинга, и у того же Лоренса Даррелла. Ну и – сильная еврейская доминанта. Нет, не хотела бы я выписывать рецепт этого сложного коктейля, тем паче не желаю себя обозначать тем или тем. Я каждую минуту ощущаю в себе изменчивость таинственных токов принадлежности, причастности, определимости – себя.

Вот вы говорите – Венеция… В этом совершенно отдельном, особом, неповторимом культурном пространстве я ощущала восторг полного растворения, слияния, даже – уподобления себя, своей человеческой обреченности с карнавальной обреченностью этого города… И семь дней, пока бродила по этим улицам, мостикам, кампо и пьяцеттам, абсолютно – принадлежала.

Хотя, конечно, существовали, особенно в прошлом, художники, которые принадлежали одному целостному культурному пространству, и это были великие художники… Наверное, это счастье – родиться в одной стране, прожить в ней до самой смерти и ощущать себя цельной личностью… К сожалению (а почему, собственно, к сожалению?), современный художник почти всегда принадлежит нескольким культурным пространствам.

– Есть ли для Вас в жизни что-то непознанное?

– Сколько угодно. В жизни, в мире великое множество самых фантастических явлений. И я смирилась, что не прокачусь на запятках всех трамваев. К тому же если те или иные запятки очень понадобятся, их ведь можно вообразить – на что же моя профессия?

– Что в путешествиях, да и вообще в жизни, способно доставить Вам настоящую радость, а что – огорчение и печаль?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубина, Дина. Сборники

Старые повести о любви
Старые повести о любви

"Эти две старые повести валялись «в архиве писателя» – то есть в кладовке, в картонном ящике, в каком выносят на помойку всякий хлам. Недавно, разбирая там вещи, я наткнулась на собственную пожелтевшую книжку ташкентского издательства, открыла и прочла:«Я люблю вас... – тоскливо проговорил я, глядя мимо нее. – Не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю...»Я села и прямо там, в кладовке, прочитала нынешними глазами эту позабытую повесть. И решила ее издать со всем, что в ней есть, – наивностью, провинциальностью, излишней пылкостью... Потому что сегодня – да и всегда – человеку все же явно недостает этих банальных, произносимых вечно, но всегда бьющих током слов: «Я люблю вас».Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмой том собрания сочинений вошли: цикл рассказов о бригадире Жераре, в том числе — «Подвиги бригадира Жерара», «Приключения бригадира Жерара», «Женитьба бригадира», а также шесть рассказов из сборника «Вокруг красной лампы» (записки врача).Было время, когда герой рассказов, лихой гусар-гасконец, бригадир Жерар соперничал в популярности с самим Шерлоком Холмсом. Военный опыт мастера детективов и его несомненный дар великолепного рассказчика и сегодня заставляют читателя, не отрываясь, следить за «подвигами» любимого гусара, участвовавшего во всех знаменитых битвах Наполеона, — бригадира Жерара.Рассказы старого служаки Этьена Жерара знакомят читателя с необыкновенно храбрым, находчивым офицером, неисправимым зазнайкой и хвастуном. Сплетение вымышленного с историческими фактами, событиями и именами придает рассказанному убедительности. Ироническая улыбка читателя сменяется улыбкой одобрительной, когда на страницах книги выразительно раскрывается эпоха наполеоновских войн и славных подвигов.

Артур Игнатиус Конан Дойль , Артур Конан Дойл , Артур Конан Дойль , Виктор Александрович Хинкис , Екатерина Борисовна Сазонова , Наталья Васильевна Высоцкая , Наталья Константиновна Тренева

Детективы / Проза / Классическая проза / Юмористическая проза / Классические детективы