Теплый сентябрь

Затем начали выкликать командиров и специалистов - тех, кто вышел, построили и увели в другой барак. Далее переводчик довёл до всех пленных, что надо построиться по национальному признаку - русские и белорусы в первую шеренгу, украинцы во вторую, выходцы из прибалтийских республик в третью, и в четвёртую шеренгу отправили всех мусульман. Последним переводчик зачитал ещё одно распоряжение коменданта, в котором сообщалось, что названные перебежчики и пленные, изъявившие желание сотрудничать, переводятся в А-блок, в котором будут содержаться отдельно от всех остальных пленных.

Переводчик зачитал список, и я не удивился, услышав свою фамилию среди прочих других. Лагерных номеров нам ещё не присвоили, но на груди и на спине заставили написать белой масляной краской большие буквы "SU" ещё в первый день прибытия. Нас, человек двадцать "счастливчиков", свели в отдельную группу, затем прозвучала команда, мы чётко повернулись и нас повели в А-блок.

Глава 13. В "А-блоке"

Переступив порог длинного здания, скорее всего использовавшегося до войны под склад, я увидел длинные ряды из двухярусных нар, сколоченные из брёвен и досок.

Придётся здесь как-то обживаться, с грустью подумалось мне. Сразу видно, что условия здесь хреновые, но явно получше, чем в обычном бараке.

Старший по блоку, по-немецки КАПО, из пленных, на вид более сытый, сразу же разъяснил распорядок дня и другие лагерные условия жизни. Из блока выходить без разрешения запрещено, или только в сопровождении "капо" или солдата охраны. За ослушание - на первый раз пять суток карцера! За повторное нарушение - расстрел или петля!

Кормят всех одинаково - утром кусок хлеба из муки грубого помола, выдают одну буханку на пять человек, которую делят суровой ниткой поровну на всех, вечером выдают миску жидкой баланды из картофельных очистков, свеклы или брюквы, с небольшим добавлением эрзац жира. Зато есть привилегия - вечером разрешено самим заваривать и пить чай. Ночи уже холодные, барак совершенно не утеплён, печки нет, поэтому горячий кипяток, да родная, местами драная, шинель, спасают от холода. Нижнее бельё на мне давно уже сопрело и стало серым от пота и грязи, шаровары с дырами в нескольких местах ещё послужат. Красноармейская гимнастёрка тоже сильно протёрлась, того и гляди разлезется на лоскуты. Ещё когда вели в Никольское, мне удалось подобрать немного смятую, пустую банку приличных размеров, которая теперь мне исправно служила в качестве небольшого котелка. Эта банка оказалась никому не нужна - ни немцам, ни нашим, когда меня таскали на допросы. Край черенка металлической ложки с помощью куска кирпича удалось прилично заточить, так, что можно было отрезать хлеб. А ещё эту универсальную ложку я стал использовать в качестве бритвы. Разношенные кирзовые ботинки одеты на грязные портянки из бязевой материи, которые греют мои ноги. Мог бы ходить в опорках, потому что доблестные немецкие солдаты со всех наших пленных буквально сдирали сапоги, ничего не давая взамен. Чужая засаленная пилотка без красноармейской звезды нелепым блином сидит на голове. Твёрдо знаю, что у моих новых хозяев всегда на первом месте порядок, чистота и аккуратность, поэтому стараюсь содержать себя и всю свою одёжку в относительной чистоте. Когда я попал в карантинный барак, я уже на второй день пребывания тщательно умыл лицо, голову, а главное попробовал песком и глиной отдраить свои грязные руки. Про то, что надо через день мыть между пальцами на ногах, это я железно усвоил когда-то давным-давно. Ноги надо беречь с детства! При первой же возможности стараюсь долго полоскать водой свой рот. Отточенным краем ложки, почти на ощупь, пытаюсь скоблить свои щёки и скулы лица от многодневной щетины.

Эх, жаль, что в этой гостинице нет даже приличного осколка зеркала, само собой вырывается у меня, когда уже заканчивал бриться. Мда, бриться на сухую совсем неприятно!

Ну, ты даёшь артиллерия! Чистюля! на голос поворачиваю свою голову и вижу удивлённое лицо старшего по блоку, мужичка лет сорока с лукавыми, бегающими глазками. Он среднего роста, коренаст, на голове каштановые с проседью волосы. Этот капо разглядел на уголках петличек моей гимнастёрки следы от сержантских секелей и пушек артиллерии.

Глазастый дядя! первое, что пришло мне в голову.

Мне, конечно, совершенно "до фонаря" за какие подвиги его сделали старшим блока, но почувствовал, что от доброго расположения этого малого, здесь в лагере, очень многое зависит, может быть даже жизнь. Не велика фигура, но всё же...

В другой день, когда, как говорят лётчики, погода была нелётная, и шёл затяжной дождь, холодные струйки воды которого проникали в барак и, через прорехи в крыше, лились на земляной пол, мне удалось раздеться и встать под струйку воды. С большим удовольствием принимаю холодный душ и, как могу, вымываю своё тело. Далее долго замачиваю своё нижнее бельё и портянки, потом с песком пытаюсь оттереть и отмыть всю многодневную грязь.