Теплый сентябрь

Этому немчику определённо везёт в этой жизни, ведь попади эти осколки чуть не так и в живот, "холодных" тут было бы уже не двое. На одном из мёртвых тел ножом режу брюки и беру кусок материи от солдатских кальсон, который складываю в валик и прикладываю прямо на рану на груди третьего. На его пробитый бок бинта не хватило, поэтому прикладываю к ране явно не свежий носовой платок, найденный в кармане у другого убитого. Хоть что-то!

Пуговицы кителя осторожно застёгиваю, то место, где рана, стягиваю своей длинной обмоткой, затем второй.

Теперь дошла очередь и до шинели, которую снимаю и расстилаю на земле за воронкой, сразу же через рукава пропускаю два соединённых вместе винтовочных ремня от К-98 и получаю своеобразную лямку. Пытаюсь осторожно перевернуть тело, чтобы потом вытащить и уложить его на шинель, но немец сильно стонет и явственно произносит слово "вассер". С их позиций, видимо услышали стон, и в нашу сторону начинает длинными очередями работать пулемёт. Лежим в воронке, пережидаем обстрел, водой из фляжки смачиваю раненому лицо, губы и совсем чуть-чуть воды вливаю в рот. Немец судорожно делает несколько глотательных движений и теряет сознание. Стрельба прекратилась. Рукой беру немца за погон кителя, а другой рукой за остаток штанины его ноги, у которой разбита голень и на раз, рывком, пытаюсь вытащить тело из воронки. Раз! Вытаскиваю раненого из воронки. Два! Переворачиваю тело, так чтобы спиной уложить на шинель. Три! Замри. В воздух взлетает осветительная ракета и кругом становится светло. Когда вытаскивал немца из воронки, рукой почувствовал на его правом предплечье кровь, слабый стон послужил подтверждением, что там ещё есть одна рана. Да, досталось этому "фрицу" в нашей варварской стране, если выживет, то на всю жизнь запомнит! При свете ракеты решаю осмотреть и эту рану. Вижу, что осколок лишь глубоко пропорол мышечную ткань предплечья, кость цела. Полностью отрезаю на раненой руке немца рукав кителя, затем, осторожно отрываю от своей, давно не свежей нательной рубахи, кусок ткани, который прикладываю к ране, предварительно свернув её пару раз в валик. Остатком рукава кителя, как могу, завязываю на узел эту бельевую накладку. По крайней мере, пока будем ползти, грязь и пыль в рану не попадут. Из МР-40 раненого выщёлкиваю рожок и выбрасываю его прочь, сам автомат вешаю себе за спину. А красивая картинка получилась в виде немца в коротких штанишках, да ещё с одним целым рукавом, на котором белеет имперский орёл в кругу листьев и засохшей кровью на голове. Две винтовки втыкаю в землю над телами хозяев, обе каски одеты на приклады, и теперь слышно, как ночной ветерок раскачивает их. Ну, как говорят богомольцы, с БОГОМ! Впрягаюсь в лямку своей волокуши и медленно начинаю ползти в сторону чужих окопов. Весь день накануне я разглядывал их оборону и заметил, что на этом узле обороны много чего нагорожено - несколько рядов траншей полного профиля, окопов разных, ячеек, точек ведения огня из миномётов, много отсечных ходов сообщений. Рогаток с колючей проволокой их сапёры везде понатыкали тоже прилично, правда многодневным огнём из орудий, минами и бомбами от них мало, что осталось.

Нисколько не удивился, что немецкая разведывательная группа смогла скрытно подобраться к нашей позиции и попыталась захватить пленного. Теперь в темноте медленно ползу сам, с волокушей за спиной ползти приходится всё больше на боку и очень медленно, потому что остриём ножа приходиться прощупывать перед собой землю, чтобы не налезть на какую-нибудь противопехотку. Часто останавливаюсь, отдыхаю и пью воду из фляжки. Разглядел на уцелевшем рукаве кителя подранка две серебряные птички, что соответствует званию роттенфюрера в частях SS или званию обер-ефрейтора в Вермахте. Чин не большой, но уже весомый, у немцев это уже целая фигура! Это обстоятельство должно сработать в мою пользу, только бы благополучно до них добраться.

Так ты, Фриц, там у своих, начальник, хоть и не большой! Нам с тобой теперь нужно обязательно доползти до ваших! Так что давай, терпи там! Да? негромко бормочу вслух, сам для себя.

Нихт, Фриц, май найме Йоганн, медленно, с сипом и бульканьем в груди, но чётко произносит подранок. Сквозь всю свою ненависть к врагу радуюсь: Очнулся голубчик, заговорил, значит поживёт!

Подношу к своим губам руку, сжатую в кулак с вытянутым указательным пальцем, и тихо произношу, как плакатная тётка:

Тсш! Не шуми падла такая! и тут же произношу ещё слова Гут, Иоганн!

Затем ещё раз "тсыкаю" на подранка и добавляю: "цвайне капут", мол, обоим смерть придёт... - тихое "я-я" слышу в ответ. Думаю, что немец меня прекрасно понял, ведь не первый год воюет, раз в начальство выбился.