Майкл Ф. Хойт,
заслужено считающийся одним из наиболее выдающихся деятелей в направлении краткосрочной терапии, ведет прием в Медицинском центре “Кайзер Перманенте”, Сан-Рафел, шт. Калифорния, и преподает в Медицинской школе Калифорнийского университета в Сан-Франциско. С начала 1990-х годов Майкл занимается исследовательской работой, направленной на поиски более эффективных и результативных методов психотерапии, которые одновременно позволили бы сократить затраты времени и ресурсов. Свои главные идеи Хойт изложил в популярных книгахНЕПРИЯТНОЕ ПОСЛЕВКУСИЕ
Майкл Хойт начал интервью с весьма неожиданного признания. Оказалось, накануне нашего разговора некоторые коллеги настоятельно предостерегали его от участия в нашем проекте. “Кому захочется выставлять свои терапевтические катастрофы на всеобщее обозрение, не так ли?” — задумчиво протянул Хойт. Подобный подход до сих пор остается загадкой как для нас самих, так и для нашего собеседника. С трудом верится, что так много специалистов в нашей сфере до сих пор наивно полагают, что признаваться в своих неудачах зазорно, а о промахах лучше промолчать. Майкл Хойт объявил, что намерен личным примером опровергнуть это заблуждение и решился откровенно поговорить на тему терапевтических катастроф в надежде, что читатели смогут вынести из его истории ценный урок и не повторять его ошибок.
Определение терапевтической катастрофы у нашего собеседника оказалось довольно незамысловатым: “Это некие действия терапевта, которые причиняют вред клиенту, изобличают некомпетентность специалиста или влекут за собой иной неудовлетворительный результат. Терапевтическая катастрофа — это не просто скверно проделанная работа или отсутствие желаемого эффекта. У нее есть своя особенность. Это ни с чем не спутаешь. Ее всегда сопровождает противное ощущение того, что ты только что сделал что-то неправильное, неуклюжее, нелепое или попросту глупое. Тебе хочется поморщиться и сказать себе: «Фу, какая гадость!» Ты начинаешь ругать себя за то, что натворил, распекаешь себя за недальновидность. Терапевтическая катастрофа оставляет после себя неприятное послевкусие”.
Джон Карлсон, обожавший игру слов и каламбуры, поинтересовался у Хойта, какова же терапевтическая катастрофа на вкус. Майкл открыл было рот, чтобы ответить, но запнулся на полуслове, осознав, что это шутка, а потом, немного подумав, все же произнес вполне серьезно: “Думаю, она кислая. У нее тошнотворный вкус, от которого тебя коробит и передергивает”.
Нам резанула слух одна необычная деталь: во время интервью Хойт словно нарочно старался постоянно говорить во втором или в третьем лице, как будто намеренно дистанцируясь от темы беседы. Рассуждая о вопиющих примерах терапевтических катастроф, наш собеседник непроизвольно строил фразы таким образом, чтобы вместо я в них возникало отстраненное
“Когда я оглядываюсь назад и задумываюсь о собственноручно созданных терапевтических катастрофах, я всегда оправдываю себя тем, что это было не нарочно. Должно быть, это временное помутнение. У меня перед глазами была какая-то пелена. Вероятно, я потерял контроль над ситуацией, был слишком встревожен или растерян, но я не хотел причинить кому-то зла. У меня не было дурных намерений. Когда же я наблюдаю за другими людьми — например, в супервизии или при просмотре видеозаписей, — которые совершают грубые ошибки, во мне всегда просыпается критик и морализатор. Я всегда говорю про себя: «Ему не следовало этого делать. Ей нужно было больше стараться». Так что да, пожалуй, в чем-то вы правы. Конечно, иногда я бываю достаточно суров к себе, однако в подавляющем большинстве случаев мне психологически легче упрекать абстрактных