Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

После без малого двух дюжин интервью с выдающимися психотерапевтами, которые с такой радостью и энтузиазмом рассказывали о работе с клиентами, я, Джеффри Коттлер, решил вернуться к активной практике. В последнее время из-за плотного графика поездок я практически полностью прекратил вести регулярный прием, однако теперь планирую его возобновить. Нет, не так. Не просто планирую, а с нетерпением жду того момента, когда двери моего кабинета снова откроются для клиентов.

А еще, наблюдая за людьми, которые вызывают у меня искреннее восхищение, я понял, что мне еще предстоит работать над собой: мне нужно научиться внимательнее слушать и больше сочувствовать собеседникам. Данный опыт наглядно показал мне, насколько я склонен принимать защитную позу и огрызаться в ответ, стоит человеку с другими взглядами поставить под сомнение (или начать высмеивать) мои теории и принципы. Я изначально знал, что у меня есть определенные трудности с восприятием критики, однако именно наш проект во многом открыл мне глаза на эту проблему. Впрочем, я понял, что у меня есть и немало сильных сторон, где я с легкостью любому дам фору. Я начал по-новому ценить собственную гибкость и открытость к новым идеям.

А я, Джон Карлсон, осознал, что нужно относиться к себе более снисходительно и учиться прощать себя за допущенные ошибки и терапевтические катастрофы. Благодаря этому проекту я отыскал в себе больше смелости для того, чтобы посмотреть в лицо своим недостаткам, и теперь я намного меньше боюсь оступиться. К тому же я вдруг заметил, что в последнее время мой график сделался слишком напряженным и плотным. Я привык не терять времени даром и хвататься за все задачи одновременно, это помогает мне чувствовать себя более продуктивным. Благодаря этому проекту я понял, что не просто сам так живу, но невольно пытаюсь навязывать свой ритм окружающим. Далеко не всем людям это комфортно, и, возможно, я только что открыл одну из главных причин большинства моих терапевтических катастроф. Впрочем, это откровение не отменяет того факта, что я по-прежнему не могу взять в толк, почему другие люди ведут себя настолько расслабленно и не желают хоть немного поддать газу.

Самое сложное для Джеффри

Мне всегда было намного проще говорить о работе, чем о личных переживаниях, так что, отвечая на этот вопрос, я, пожалуй, начну со сложностей профессионального характера. Наиболее затруднительной частью проекта для меня было разговорить наших собеседников, убедить их заглянуть глубже внутрь себя и рассказать нам больше, чем они изначально планировали. Я столкнулся со своего рода парадоксом: задача наших экспертов заключалась в том, чтобы утаить от меня как можно больше подробностей и отделаться от моих вопросов, а моя задача состояла в том, чтобы выудить из них максимум информации. Время от времени я испытывал искреннее разочарование и досаду, когда у меня не получалось справиться с этой задачей так хорошо, как мне хотелось бы. Что немудрено, завышенные ожидания всегда были одной из моих главных бед, сколько я себя помню.

Теперь поговорим о более личной стороне вопроса. Во время общения с именитыми экспертами, вызывавшими у меня неподдельное восхищение, во мне вдруг проснулось острое желание быть замеченным и услышанным своим “кумиром”. Пожалуй, это стало очередным проявлением моих давних проблем, вращавшихся вокруг потребности в одобрении и признании, которые в свое время и привели меня на поприще изучения терапевтических катастроф и превратили в отъявленного трудоголика.

Признаться, меня удивило то, до какой степени наши эксперты меня не замечали. Кажется, за время всех наших интервью ко мне всего два или три раза обратились по имени. Поначалу я чувствовал себя невидимкой или, в лучшем случае, третьим лишним. Я из кожи вон лез, чтобы поддеть участников провокационным вопросом, чтобы они обратили на меня внимание. Впрочем, как бы я ни старался, большинство наших собеседников были настолько погружены в собственные размышления, что едва ли замечали мое присутствие.

Пожалуй, одна из причин такого вопиющего безразличия скрывалась в структуре наших бесед, которые были ограничены во времени, так что нам приходилось бережно расходовать каждую минуту. С другой стороны, большинство участников проекта были или близкими друзьями, или давними знакомыми Джона, и при этом совсем не знали меня. Я прекрасно понимал, что многие из них вызвались поучаствовать в этой затее исключительно благодаря личным связям с моим напарником, тем не менее меня неприятно удивил (и в чем-то обидел) тот факт, что всего несколько экспертов изъявили желание, пусть поверхностно, со мной познакомиться.