Терапия

Почему я за него вышла? Я думала, что люблю его. Может, и любила. Что такое любовь, кроме твоего убеждения, что ты любишь? Я страстно желала взбунтоваться против своих родителей, не зная, как это сделать. Брак с Пузаном был способом заявить о своей независимости. И мы оба отчаянно хотели сексуальных отношений - я имею в виду обычный аппетит юности, - но все равно я и помыслить не могла о них вне брака. И потом, в те дни Пузан был неотразим. Он верил в себя, в свой талант и меня заставил верить. Но самое главное, с ним было весело. Он умел меня рассмешить.

Часть третья

Вторник, 25 мая. Платаны у меня под окнами оделись листвой: довольно безжизненной, анемичной листвой, и цветов на них нет, не то что кремовые фаллические свечки каштанов за окном моего кабинета в Холлиуэлле. И белки, само собой, по этим веткам не носятся, чему тут удивляться. Учитывая уровень загрязнения воздуха в центре Лондона, я должен еще сказать спасибо - и я говорю, - что здесь хоть деревья растут. Между Бруэр-стрит и Риджент-стрит есть узенький, ничем не примечательный проход, который называется Воздушная улица; я всегда усмехаюсь при виде таблички с этим названием. Именно усмехаюсь, а не смеюсь, потому что улочка эта неизменно забита транспортом, который изрыгает канцерогенные выхлопы, так что хочется покрепче сжать губы. Воздушная улица. Не знаю, почему она так называется, - продавая здесь воздух в бутылках, можно сколотить состояние.

Теперь, когда я постоянно живу в этой квартире, она вызывает у меня приступы клаустрофобии. Мне не хватает благоуханного воздуха Холлиуэлла, не хватает белок, играющих в саду в догонялки, не хватает тишины, какая бывает днем на улицах предместий, где летом самый громкий звук - отдаленное жужжание газонокосилки или чпоканье теннисного мяча. Но я больше не мог выносить напряжения, живя в одном доме с Салли. Молча, с каменным лицом проходить мимо нее на лестнице или в коридоре; обмениваться краткими записками-обвинениями («Если ты непременно хочешь замачивать свое белье, пожалуйста, вынь его до того, как подойдет моя очередь пользоваться хозяйственной комнатой». «Поскольку в последний раз ополаскиватель для посудомоечной машины покупала я, возможно, теперь это захочешь сделать ты»); прятаться, когда она открывает парадную дверь соседу или торговцу, чтобы избежать вынужденного общения с ней в их присутствии; снимать трубку, собираясь позвонить, и бросать ее как ошпаренный, потому что Салли уже говорит, а потом превозмогать искушение нажать кнопку и подслушать… Кто бы ни придумал эту забаву с «раздельным хозяйством», он обладал наклонностью к садизму… или извращенным чувством юмора. Когда я описал все это Джейку, он сказал:

- А знаешь, это отличная идея для ситкома.

С тех пор я с ним не разговариваю.

Вернувшись к ведению этого дневника, я испытываю странные чувства. В моих записях довольно большой пропуск. После того вечера, после заявления Салли, произведшего эффект разорвавшейся бомбы (кстати, почему так говорят? Что имеется в виду - граната, или мина, или примитивная авиабомба вроде тех, что метали из открытых кабин старых бипланов? В словаре ничего не нашел), - после того как Салли ворвалась в кабинет в ту пятницу вечером и объявила, что хочет жить отдельно, я несколько недель был слишком расстроен, чтобы писать, пусть даже и в дневнике. Я был вне себя от ревности, злости и жалости к себе. (Вот хорошее толкование выражения «вне себя»: ты настолько переполнен отрицательными эмоциями, что твой разум отделяется от тела, связь между ними нарушается, и ни один не в состоянии выразить боль другого.) Я мог думать только о том, как досадить Салли: создать проблемы с деньгами; выследить и разоблачить любовника, который, я был уверен, у нее есть; самому закрутить с кем-нибудь роман. Интересно, как мне могло прийти в голову, что это, последнее, средство хоть каплю ее взволнует? Даже если бы я сделал что хотел, как бы я сообщил ей об этом, ведь тогда она могла бы подать на быстрый развод в связи с изменой. Если бы я попытался разобраться в запутанных и изношенных проводах своих тогдашних мотиваций, мне пришлось бы признать, что я просто силился наверстать упущенные возможности разгульной жизни.