Эбигейл вежливо отступила в сторону, и Грейс, озираясь, перешагнула порог.
Она ожидала увидеть совсем другое.
Перед ней предстала огромная белая палата. Свет приглушен, в воздухе ни малейшего дуновения. Заключенные лежали в койках, установленных рядами по обе стороны помещения. Неподвижные распростертые тела были прикрыты по шею белыми простынями, и не скажешь, кто перед тобой – мужчина или женщина. Грейс сразу бросились в глаза наушники на выбритых головах и прикрытые экранами глаза. Блестящие (а у кого-то поросшие едва заметным пушком) черепа пересекали гибкие металлические ободки.
Она едва не решила, что находится в морге. Здесь царил мертвый покой, разве только временами доносился едва слышный случайный скрип эргономического матраса, напоминающий плеск морской волны о гальку.
– Что это? – ошеломленно спросила Грейс, невольно перейдя на шепот.
Эбигейл внимательно изучала ее лицо.
– Мы называем эти палаты «Сибирь». Анабиоз, псевдокома, вызванная химическими препаратами.
Сибирь… Белоснежная чистота, ограничение сенсорной информации, полный уход во внутренний мир. Подходящее название, ничего не скажешь.
Грейс еще студенткой читала о псевдокоме и тогда пришла в ужас, а теперь столкнулась с пугающим явлением воочию.
Каждый из находящихся в палате пребывал в сознании; никто из них не спал, однако не мог ни двигаться, ни разговаривать, ни каким-либо образом выразить самое примитивное желание. Клиентам четвертого уровня оставалось лишь предаваться размышлениям. Полное отсутствие выбора, никакой возможности для побега!
Тело нечастных стало их тюрьмой. Кто знает, в каком направлении при подобных условиях развивается мыслительная деятельность?
Грейс вообразила себя лежащей словно паралитик, обнаженной и уязвимой. Ее моют чужие люди, бреют ей голову, вводят катетеры… По коже побежали мурашки. Ей-богу, лучше смерть! Но не тут-то было – тебя заставляют жить, кормят питательными растворами через трубочки, накачивают антибиотиками… И ни минуты облегчения!
Рядом с каждой койкой находились белые стойки с прозрачными флаконами и трубками для подачи и отвода жидкости, исчезающими под простынями. На верхушке каждой стойки висел мерцающий коммуникатор, проецирующий на стену над кроватью каждого осужденного таблицу с указанием имени, номера, значений жизненных показателей, напоминаний для медсестер и прочей информацией, необходимой для поддержания слабого подобия жизни.
– Кто об этом знает? – тихо поинтересовалась Грейс.
– Не бойтесь, они вас не слышат, – ответила Эбигейл, ткнув пальцем в наушники, и ее голос эхом разнесся по палате.
– Так кто? – повторила Грейс уже громче, хотя и с невольной дрожью в голосе.
– Естественно, Конрад, – пожала плечами лаборантка, – тщательно подобранный персонал четвертого уровня, министр юстиции, а теперь еще и вы.
Стало быть, «Сибирь» – не просто личный безумный проект Конрада, раз правительство в курсе происходящего.
– По стране есть еще подобные отделения?
– Лондонское пока единственное. Мы здесь обкатываем методику, и, если министерство согласует, она распространится по всей Британии в течение следующих пяти лет.
– Как долго они будут находиться в таком состоянии? – уточнила Грейс, не в силах постигнуть происходящее.
Промолчав, Эбигейл двинулась к ближайшей койке и приподняла руку заключенного.
– Вот смотрите, – наконец ответила она, показав Грейс крошечный ребристый бугорок под кожей на внутренней стороне предплечья. – Биопластиковые импланты постепенно растворяются, поддерживая седативный эффект. Но это еще не все. – Она перевернула руку несчастного, продемонстрировав катетер. – Психотропные препараты составляют дополнительную часть лечения. Они вводятся внутривенно, поэтому мы можем регулировать дозировку, чтобы добиться максимального результата.
Грейс задалась вопросом: каким образом можно в подобной ситуации измерить эффективность?
Пробежавшись по предплечью клиента, ее взгляд поднялся выше. Ага, знакомая татуировка с логотипом «Януса» и номером «3». Все еще не выцвела… В шапке высвечиваемой коммуникатором таблицы значилось имя осужденного. Майки Килгэннон… Последний раз Грейс видела его подстригающим газон в Агрокомплексе. С неба сияло яркое солнце, и Майки тогда улыбнулся и дружески махнул ей рукой. Она вдруг ощутила запах свежескошенной травы.
– Почему эти люди лежат здесь? Их пытаются лечить?
Эбигейл отпустила безвольную руку Майки и прикрыла ее простыней.
– По-моему, именно таков был изначальный план Конрада, но, откровенно говоря, наш босс переоценил свои возможности. Психопата вылечить нельзя.
– Значит, они будут находиться в этой палате, пока не умрут?
– Ну да. Естественной смертью.
– Да ведь это могут быть десятки лет! А Майки? Почему он сюда попал?
– Он преступник-рецидивист. Никто пока не знает, что с ним еще можно сделать. – Эбигейл нежно коснулась его виска. – Возможно, он тоже психопат, вот терапия отвращением и не сработала, потому что…
– …потому что психопатам недостает эмоций, из-за чего лечение оказывается неэффективным, – закончила за нее Грейс.
– Да, верно. С них все как с гуся вода.