Терек - река бурная

— Ну, скажешь, — возразил Данила. — Кочерга с Полторацкими вон надысь обсуждали, где винокурню ставить… Разжились еще ширше… Им да Макушову да Мишке Савицкому Кибиров бумажки повыдал фураж по цене в армию доставлять, в лесу чинарь вырубать разрешил… Офицерской родне тоже вышла поблажка: за службу землей оделять будут. Чего им журиться? Гульба у них цельные ночи идет…

Баба Ориша тихонько заплакала, дрожа губами и закрываясь краем платка. Гаша пасмурно поглядела на нее, ничего не сказала. Данила поспешил налить новый стакан, полюбовался им на свет лампы.

— Экая поганая нонче арака пошла, мутная да белесая, чисто глаз у нашего атамана после гостювания. Ну, хай ему нонче поперхнется! Понеслась, господи, птахою…

Данила крякнул, вытер усы и принялся смачно жевать огурец. Гаша спросила:

— Ну, а тех… беглых, что в Христиановку ушли?

— Ну, тех им сам бог велел… Начисто хаты с дворами повымели… Дмитриева Пашка с дитем за ними до самого большака бегла, просила коровенку оставить… Да где там! А ей с детями без коровы погибель.

— А куды ж казаки глядели?! Неужели и вступиться некому было?! — зло сверкнула глазами Гаша, бросив на колени чекмень.

— Эх, дите еще ты, Гашка, — покрутил головой Никлят. — Кто же это вступится за керменистку, за красную бабу?.. Казаки, хочь и шепчутся за углами, на все косточки расстилают кибировцев, а тольки… кто ж подставляться будет?..

— Подставляться! Спужались! В норы попрятались? Эх, вы, горобцы жалкучие!.. Там вон какие люди перед самой лютой смертью не пужались… А девки как помирали!

— Ну-ну, не распаляйся, будет, — тихо предостерег Антон и спросил Данилу:

— А чего это тетка Пашка не со всеми сидит?..

Данила, опасливо скосясь на Гашу, пощипал мокрый ус:

— Халин, когда был еще тут, добился, чтоб Макуш ослобонил, потому как дите у ей грудное…

— Чего это говоришь: как был? Либо куда делся?

— То-то, что делся… Неделю, как сгинул со станицы… Чохнутый он вроде бы сделался, как с Марьей приключилось… На людях к Макушову раза три на грудки кидался… И все поперек его говорит… Макушов одно, а он ему другое режет… Собрался Макуш, стало быть, на Христиановку ночью напасть, а Халин ему: "Вор ты и повадки у тебя ворюжьи — ночами ходить". Ну, сразились они тогда… А второй-то раз за тех баб керменистских правление было с фундамента подняли… Ну, до чего ж шуму — страсть!.. Полстаницы собралось. За Халина наши были, да кибировцы не допустили всех освободить. Ну, Гаврюшкину бабу Семен прямо силком вырвал… Чисто бешеный кинулся в амбар, раскрыл, вытолкнул бабу вместе с дитем — так на груди у ей и висел дитенок. Беги, говорит… Ну, она и побегла… Один кибировец, со Змейки офицеришка, — может, знаешь, Козинец ему фамилия? — поднял было наган, да выбили из руки… Халина, слышь, хотели потом в холодную, да Макуш испугался… Ну, а через день канул Семен, чисто в воду…

— Может, Макушов и прикокнул без шуму? — хрипло спросил Антон.

Гаша округлившимися глазами уставилась на Данилу, дожидалась ответа, сама не зная почему, с похолодевшим сердцем. А тот, как на зло, не торопясь дожевал огурец, потом принялся выцеживать из баклаги поддонки. Только покончив с этим, отозвался:

— Кто же его знает?.. Разное люди говорят…

И принялся пить из стакана мелкими бережливыми глотками. Некоторое время в хате только и слышалось его тихое бульканье.

— Господи, погибели ему, подлюге-Макушу, нету, — сказала Гаша и, мгновение помедлив, прибавила запальчиво:

— Я все одно завтра к Пашке поеду с бричкой, подсоблю картошку перевезти…

И оглянулась на Антона — не станет ли отговаривать? Но он в ответ согласно опустил свои дремучие ресницы.

Данила, допив, перевернул стакан донышком кверху, позвенел о стекло обгрызанным черным ногтем.

— Скончалась матусенька нонче рановато, а я и не захмелел еще вовсе… Подсобить, оно дело ладное, только ж гляди, девка. Тут с хитрецой треба… Я вот Легейде быков да корову сберег, так тут комару носу не подточить — чисто…

— Ну? Сховал где-либо?! — встрепенулась Гаша.

Данила зачем-то поглядел на дверь, пьяно погрозил ей пальцем:

— А ты не ори, испортишь, дело… Говорю, чисто! Вернется Мефод — спасибо скажет…

— Хошь, дядька Данила, спиртом тебя угощу? — неожиданно добрея, сказала Гаша. Данила мутным взором нашарил ее лицо, внимательно рассмотрел его:

— А ты, Агафья, много поумнела и красивше стала, как в городе побывала…

Гаша, коротко засмеявшись, встала и подошла к горке, где среди посуды хранился в литровой бутылке спирт, данный ей для врачевания доктором Питенкиным. Приняв доверху налитую стопку и кружку с водой, Данила долго, зажмурившись, нюхал спирт. Антон, уже утомленный и совсем охрипший, спешил порасспросить об интересовавших его вещах.

— Значит, говоришь, недовольны казаки кибировцами? — с одышкой, насторожившей Гашу, выпытывал он у Данилы.

— Которые недовольны, а которые даже премного довольные.

— Ну, а кибировцев в станице дюже богато?

Данила, загребая ногами, перешел от стола на порог боковушки и, нюхая из стакана, умиленно глядел в самые зрачки Антона.