Тереза Дескейру. Тереза у врача. Тереза вгостинице. Конец ночи. Дорога в никуда

Я вдруг совершенно забыла о своем теле. Интерес, который я вызывала у этого незнакомца (не могла же я не верить своим глазам), возвращал мне молодость и утраченное очарование. В ответ на робкий протест, возникающий в глубине души: «Ты прекрасно знаешь, что это невозможно!» — тут же приходили воспоминания о женщинах, которые годами намного превосходили меня и тем не менее были окружены обожанием. Вообще-то этот юноша видел меня не против света, потому что жестокое южное солнце било мне прямо в лицо… Нет, нет, такая, какая была, я несла в себе нечто такое, что поражало и покоряло его, какую-то непонятную мне самой силу, воздействие которой я часто наблюдала в первые годы моей жизни в Париже.

Итак, хватило одного этого взгляда, чтобы я опять была готова все вынести. Так мало — а я уже начала чувствовать себя счастливой. Я знала, что придется платить, и очень скоро. Но отгоняла от себя эту мысль. Что бы ни случилось потом, сперва будет это счастье, эта первая улыбка соучастников, первые слова между нами, и я уже задыхалась от того, что на меня надвигается.

Глядя на него, кто бы мог подумать, что этот рассеянный ребенок способен столь много внимания уделять женщине? Но страсть и в самом деле поедала его лицо. Слишком глубоко посаженные глаза мрачно горели. Когда он смеялся, его большой и красивый рот блестел ослепительными зубами. Челка, непрестанно падающая на лоб, скрашивала аскетизм этого юного лица.

* * *

Покидая ресторан, он слегка задел меня, но не удостоил взглядом. Каким же высоким он оказался! Он был из тех юношей, у которых тело развивается быстрее, чем лицо, из мужчин с детскими чертами. Я едва удержалась, чтобы не выйти вслед за ним. Когда я вошла в холл, он спорил со своей бабушкой, которая настаивала, чтобы он пошел прилечь после завтрака (остальные члены семьи собирались прогуляться на автомобиле). Как же так? Неужели он не рад возможности остаться в гостинице и поджидать случая завязать со мной разговор? Да, я уже начала беспокоиться. Уже нахлынули сомнения и тревога. Они не заставили себя ждать! Но откуда он мог знать, что я задержусь в холле? Тем более что привычки у меня такой не было… И все же, может быть, его внезапное согласие подчиниться воле своего семейства в тот момент, когда я уселась за соседний столик, — не простое совпадение? Радость вновь захлестнула меня; маленькими глотками я пила обжигающий кофе.

На нем были большие стоптанные башмаки, приспущенные носки, дешевые серые брюки, которые слегка болтались на бедрах. Я сделала вид, что читаю. Зеркала уже не могли прийти ему на помощь, но я остерегалась мешать его новым маневрам. Впрочем, не было нужды поднимать глаза: я чувствовала на своем лице его взгляд. Но время шло, и ничего не происходило. Я знала, что его отдых продлится не более часа. Каждая потерянная минута становилась мукой. Какой повод найти, чтобы заговорить с ним? Я ничего не могла придумать, и это сводило меня с ума. Спросить, какая погода сегодня, не идет ли дождь? Никак мне не удавалось вспомнить ничего подходящего. Мучительное томление заслонило собой весь мир. Час прошел, а мы ни словом не обменялись. Наконец он встал, потянулся всем своим длинным, онемевшим телом, таким длинным, что голова показалась мне слишком маленькой, — голова ужа с плосковатым черепом. Он уходил. Я бросила сигарету: «Простите, месье…».

Обернувшись, он улыбнулся мне. Взгляд его был очень мягким, и в то же время почти невыносимо сосредоточенным. Я сказала, что видела, как он листал роман Лоуренса, и что если он хочет его прочесть, то я с удовольствием одолжу ему книгу. Улыбка исчезла, лицо отвердело, и, как мне показалось, в глазах его появилась чуть ли не досада, во всяком случае — грусть. Я же дышала полной грудью: я говорила с ним, он был рядом. Самое трудное совершилось: мы начали общаться. Этими первыми словами я вошла в его жизнь, он вошел в мою; он проник в нее одним-единственным взглядом. Он еще не знал о том, что не так-то легко будет выбраться назад. Первая победа наполнила меня такой радостью и покоем, что я не слышала его первых фраз. Что бы ни случилось, ничто не сможет помешать развитию нашей драмы. Он не переставал пожирать меня своим наивно-бесстыдным взглядом. Мы были одни в холле. Теперь я припоминаю, что стояла чудесная погода и все вышли на улицу. Наконец я расслышала его слова, произносимые резким голосом: «Стоило публиковать критические статьи хотя бы для того, чтобы избавить вас от чтения подобных произведений. Мне совсем не нужно совать нос в эту книгу, чтобы узнать, о чем в ней написано».

Я ответила наугад, просто чтобы не молчать, что это замечательная книга.

— А! — вздохнул он. — Я так и думал…