Теряя себя

Едва успеваю подставить руку под бокал, стоящий на подносе, и с отвращением наблюдаю за тем, как в нем постепенно скапливается кровь, заполняя его утробу. Меня вновь тошнит, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть, но делаю этим еще хуже, потому что ненасытный Авиэль, уже прикончив один бокал, тянет руку за следующей порцией, заставляя свою наложницу вновь резать запястье. Не удивлюсь, если его безмерный аппетит приведет ее к смерти.

– Достаточно, – сухо кидает Рэми, а я не могу оторваться от созерцания девушки, старательно сжимающей и разжимающей кулак, чтобы ускорить течение крови. Это так ужасно, так омерзительно – оказаться в эпицентре жажды, что я чувствую подступающие слезы, жалея каждую из нас.

Мы не заслужили.

– Джил, достаточно, – повторяет Рэми, и раздраженно берет салфетку с подноса, прикрывая ею мою рану и забирая бокал с кровью, и, пока он проделывает все эти манипуляции, обессиленная наложница Авиэля оседает на пол, скрываясь из моего поля зрения. Я распахиваю глаза, вытягивая шею и желая удостовериться, что с ней все в порядке, но натыкаюсь лишь на насмешливый взгляд Вацлава, будто наслаждающегося моей реакцией. Он смотрит на меня откровенно пристально, и, если честно, мне не нравится его навязчивое внимание. Хочу спрятаться, уйти отсюда, чтобы больше не натыкаться на него, не видеть, не ощущать удушливый запах опасности, исходящей от Вацлава.

Уставшие ноги продолжают гореть, в глазах плывет от происходящего, и я, точно так же, как и та девушка, медленно оседаю на пол, продолжая прижимать салфетку с просочившейся через нее кровью к ране. Не знаю, чего ждать от Рэми, не вижу его реакции, устало прислоняясь виском к подлокотнику и прикрывая глаза. События этого дня, лица присутствующих, мои воспоминания смешиваются в немыслимый калейдоскоп картинок, мелькающих в голове: толстые губы Авиэля, все вымазанные кровью; выцветшие глаза Вацлава и улыбка Адель; моя комната в Изоляции и маленькие ручки Айрин, прижатой ко мне. И среди этого отчетливо чувствуются ласки Господина, как бы между прочим перебирающего мои волосы, попавшие ему под руку. Его пальцы проводят линии-штрихи, успокаивая и расслабляя, и я окончательно проваливаюсь в полудрему, наконец избавляясь от тошнотворных ощущений.

***

Просыпаюсь оттого, что рука безбожно затекла и, как только я высвобождаю ее из-под себя, начинает покалывать. Я лежу на диване, на животе, прижимаясь щекой к гладкой поверхности и совершенно не понимая, где нахожусь. В мертвой тишине различимо лишь тиканье часов и скрип кожаной обивки, когда я пытаюсь принять более удобную позу, переворачиваясь на спину и прижимая ладонь ко лбу. Меня мучает дикая жажда, и рука, кем-то забинтованная, тупо пульсирует под тугой повязкой, наложенной вполне профессионально.

– Очнулась? – голос Рэми заставляет меня резко убрать руку от лица и задержать дыхание, чтобы прислушаться к звукам. Судя по всему он находится где-то сбоку, стоит только приподняться и убедиться в этом, но я даже не успеваю подумать, как Господин появляется возле меня, с каким-то холодным безразличием смотря на мои тщетные попытки принять сидячее положение. Не могу прочесть его эмоции из-за непроницаемо каменного лица, но интуитивно чувствую, что он недоволен, вот только не знаю, чем именно. – Знаешь, когда к рабам проявляешь мягкость, они пользуются этим, совершенно забывая о своем положении.

Не понимаю, что он имеет в виду, но не могу не насторожиться, ожидая его последующих действий. Сердце набирает ритм по мере того, как Господин продолжает смотреть на меня, все также пугающе равнодушно.

– Вставай, Джиллиан, нам пора домой.

И все? Да что происходит?

– Или ты намерена остаться здесь и продолжать играть в гляделки с Вацлавом? Только смею предупредить: он не будет церемониться с тобой, обладая такой патологической тягой к насилию, – он бросает это с присущей ему небрежностью и, не дожидаясь, идет к выходу. А я оцепенело провожаю его недоумевающим взглядом, действительно ничего не понимая. Гляделки? Он шутит?

Я боюсь, боже, я до ужаса боюсь Вацлава.

– Постойте, – шепчу, с трудом поднимаясь с дивана и судорожно надевая снятую обувь. Меня потряхивает то ли от холода, то ли от осознания того, что Рэми и вправду может уйти, оставив меня здесь, на растерзание своего оппонента, проявившего ко мне излишнее внимание. Я признаю это, но не признаю обвинения в том, что принимала его с удовольствием.

Выхожу из комнаты в уже пустую залу, и с тревогой оглядываюсь по сторонам, совершенно не зная куда идти. Почти бегу в сторону открытых дверей и с тихим вскриком останавливаюсь, впечатываясь в грудь вставшего на моем пути Вацлава, вынырнувшего будто из ниоткуда. Как назло он появился в самый неожиданный и неподходящий момент.

– Прошу прощения.