Тернии

Вокруг клубились облака метана. По сравнению с тем, что творилось снаружи, Антарктида зимой могла показаться тропиками. Интересно, что быстрее их доконает — холод или ядовитые газы? До озера им наверняка не добежать. Беррис представил себе, как они лежат ничком на склоне снежной дюны, белые на белом, твердые, как мрамор. Он протянул бы дольше, он глядел бы, задержав дыхание, как она спотыкается и падает, и мечется в обжигающих объятиях мерзлого углеводорода. Но и ему было бы долго не протянуть.

— Давай! — воскликнула Элиза. Побежали купаться! Потом займемся любовью на берегу озера!

Она потянулась к тумблеру, который поднимал прозрачный колпак мотонарт. Беррис восхитился слаженной игрой мышц, под атласной белой кожей на всем устремленном к пульту теле, от растопыренной напрягшейся ладони до мягко упирающейся в сиденье пятки. Элиза сидела, аккуратно подобрав под себя одну ногу, вторую грациозно вытянув, и та эффектно-застылым планом вторила движению тянущейся к пульту руки. Грудь приподнялась, соски сосредоточенно смотрели прямо по курсу; складки на горле разгладились. Впечатляющее зрелище, ничего не скажешь. Ей оставалось только щелкнуть тумблером, колпак откинулся бы и в салон ворвалась бы смертоносная атмосфера Титана. Тонкие пальцы сомкнулись на тумблере. Беррис отвлекся от созерцания. Железной хваткой он ухватил ее запястье, чувствуя, как под пальцами напряглись мускулы, рывком оттащил от пульта и швырнул на сиденье. Раскинув ноги, она приземлилась на мягко спружинившую обивку и приподнялась на локтях. Беррис наотуашь хлестнул ее по губам. По подбородку побежала тоненькая струйка крови; в глазах Элизы блеснула искорка удовольствия. Он отвесил ей еще несколько размашистых затрещин. Элиза учащенно задышала и потянулась к Беррису. Повеяло острым дурманящим запахом.

Он снова ударил ее. Потом сообразил, что именно этого она и хочет, и швырнул ей валявшийся за спинкой легкий скафандр.

— Оденься, мы возвращаемся в гостиницу.

Элиза превратилась в живое воплощение ненасытного голода; настолько выразительное, что можно было бы подумать, что это самопародия. Удачнее всего получались хриплые стоны.

— Мы возвращаемся, — повторил Беррис. — Не можем же мы вернуться голыми.

Элиза нехотя натянула скафандр.

Она хотела откинуть колпак, сказал себе Беррис. Она хотела поплавать вместе со мной в озере жидкого метана.

Он развернул мотонарты и устремился назад, к отелю.

— Ты действительно завтра улетаешь на Землю?

— Да. Я уже заказал билет.

— Без меня?

— Без тебя.

— А если я опять полечу за тобой?

— Не стану же я удерживать тебя силой. Но это бесполезно.

Перед мотонартами раскрылись ворота шлюза. Беррис въехал в ангар и остановил машину под навесом с надписью «Прокат». Элиза хмуро нахохлилась в своем легком скафандре; по лицу ее катился пот.

Оказавшись у себя в номере, Беррис поспешно захлопнул и запер дверь. Тут же постучала Элиза и позвала его по имени. Беррис ничего не ответил, и, постучав несколько раз, она ушла. Беррис уронил лицо в ладони. На него опять навалилось измождение, та кошмарная усталость, какой он не чувствовал со времени последней ссоры с Лоной. Но через несколько минут все прошло.

Через час к нему явились от администрации отеля. Трое суровых немногословных мужчин в одинаковых костюмах. Беррис облачился в скафандр, который те предупредительно захватили с собой, и вчетвером они вышли в метель.

— Она под брезентом. Мы хотели бы провести опознание, прежде чем нести ее в морг.

Брезент покрывало тончайшее кружево кристалликов аммиака. Беррис приподнял брезент за угол, и кружево ссыпалось на землю невесомой горкой. Казалось, обнаженная Элиза раскинутыми руками крепко обнимает лед. Шесть пятнышек на левой груди, оставленные его пальцами, стали темно-пурпурными. Он дотронулся до нее. Как мрамор была она.

— Мгновенная смерть, — произнес кто-то за плечом.

— Сегодня днем она много пила, — поднял голову Беррис. — Может быть, все дело в этом.

Остаток вечера и все следующее утро он не выходил из номера. В полдень ожил селектор и напомнил, что начинается регистрация на его рейс; через четыре часа он уже направлялся к Земле, рейсом через Ганимед. Весь полет он молчал.

XXIX DONA NOBIS РАСЕМ [36]

Прилив отхлынул, и Лона осталась в «Мартлет-Тауэрз», жить в однокомнатной квартирке, почти не выходя на улицу, редко переодеваясь, ни с кем не общаясь. Теперь она знала истину, и истина стала ее тюремщиком.

…а потом он нашел ее.

Она замерла у двери, по-птичьи склонив голову, готовая к немедленной защите.

— Кто там?

— Миннер.

— Зачем ты пришел?

— Лона, впусти меня. Пожалуйста.

— Как ты нашел меня?

— Я догадлив. К тому же, неподкупных не бывает. Лона, открой дверь.

Щелкнул замок. Казалось, Беррис абсолютно не изменился за прошедшие недели. Он переступил порог — даже не улыбнувшись (эту его гримасу Лона привыкла называть улыбкой), даже не прикоснувшись к ней, даже не поцеловав. В комнате царил полумрак. Лона двинулась к выключателю, но Беррис нетерпеливо махнул рукой.

— Прошу прощения за беспорядок, — произнесла она.