Терновая цепь

Анна теснее прижала ее к себе, и все прочее – родители, ее будущее в Анклаве, необходимость найти ту воображаемую квартиру – было забыто. Волна желания захлестнула ее, и она думала только о прикосновениях Анны, о ее прекрасном теле, о ее поцелуях и нежных руках, о наслаждениях, которые они дарили друг другу, драгоценных, сладких, обжигающих, как золотое пламя.

17. Искра во мраке

Могильный мрак в ее глазах

Лишь искрой освещен,
Там бродят призраки-слепцы
И тени без имен.

Джеймс Элрой Флеккер, «Та, кто уничтожает корабли, людей, города»

Стоя на тротуаре перед Уитби-Мэншенс, тем самым нелепым зданием, похожим на огромный розовый свадебный торт, в котором находилась квартира Мэтью, Джеймс смотрел на башенки и лепные украшения. У него кольнуло в сердце – он вспомнил тот вечер, когда в последний раз был здесь. Тогда он вломился в вестибюль, уверенный, что Корделия там, наверху, но услышал от портье, что Мэтью и его спутница уже уехали на вокзал. Чтобы успеть на парижский поезд.

И тогда его мир рухнул, разлетелся на осколки, как проклятый серебряный браслет. Не раскололся на две аккуратные половинки, а скорее превратился в кучу разрозненных кусков с острыми краями, которые Джеймс с тех пор пытался вернуть на свои места, сложить, склеить.

Сегодня портье едва взглянул на него, небрежно махнул рукой, когда юноша сообщил, что пришел к мистеру Фэйрчайлду. Джеймс поднялся на нужный этаж на лифте и, повинуясь интуиции, повернул дверную ручку, прежде чем постучать. Дверь оказалась незапертой, и он вошел в квартиру.

В гостиной, перед каминной решеткой, сидел Томас. В камине ревело пламя, в комнате нечем было дышать, но Томас, обернувшись к изумленному Джеймсу, лишь пожал плечами и сунул в огонь очередное полено.

Прямо на полу была навалена куча толстых пуховых одеял. На ней, свернувшись в клубок, лежал Мэтью в рубашке навыпуск, без ботинок и даже без носков. Его глаза были закрыты. Джеймсу снова стало больно – Мэтью выглядел совсем юным. Он подложил руку под голову, и его длинные ресницы отбрасывали тени на щеки. Джеймс решил, что он спит.

– Вижу, Корделия вызвала и тебя, – шепотом обратился Джеймс к Томасу.

Томас кивнул.

– Наверное, она нас всех позвала. И родители позволили тебе ночью уйти из дома?

– Я сказал, что это очень важно, и они мне поверили, – рассеянно ответил Джеймс и опустился на диван.

Мэтью затрясло, и он, не просыпаясь, принялся закапываться в одеяла.

– Это не простуда, – сказал Томас, глядя на Джеймса. – У него нет кашля и прочего. Но ему… нехорошо. Мэтью не может есть – я пытался заставить его проглотить немного бульона, но его вытошнило. Но он хотя бы выпил воды.

Послышалось какое-то царапанье, и Джеймс не сразу сообразил, что это, должно быть, Оскар, запертый в спальне, скребется в дверь. Словно догадавшись, что Джеймс смотрит в его сторону, пес уныло завыл.

– Почему собаку заперли? – спросил Джеймс.

Томас вздохнул и потер лоб тыльной стороной ладони.

– Это Мэтью меня попросил. Не знаю зачем. Может быть, он испугался, что Оскар поднимет шум и будет мешать соседям.

Джеймс сомневался в том, что Мэтью интересовал покой соседей, но промолчал. Вместо этого он встал с дивана, скинул ботинки и забрался на кучу одеял к другу.

– Не разбуди его, – предупредил Томас, но Джеймс уже заметил изумрудный блеск под черными ресницами.

– По-моему, он не спит, – ответил Джеймс, прекрасно зная, что Мэтью проснулся, но не желая беспокоить его. Пусть притворяется спящим, если ему так хочется, решил он. – Кстати, я подумал… иногда иратце помогает от похмелья. Возможно, стоит попробовать. И поскольку я его парабатай…

Мэтью выпростал руку из-под одеяла. Запонка была вынута, и рукав задрался, обнажив руку.

– Попробуй, – произнес он. Голос у него был сиплый, как будто у него пересохло в горле, но это было неудивительно при такой духоте в помещении.

Джеймс кивнул. Томас, который был занят тем, что ворошил поленья в камине, с интересом посмотрел на них. Джеймс взял руку Мэтью, положил себе на колени и, достав из кармана стило, принялся тщательно выводить исцеляющую руну. На белой коже проступали синие вены.

Когда руна была закончена, Мэтью выдохнул и пошевелил пальцами.

– Помогло? – спросил Джеймс.

– Голова гудит чуть-чуть меньше, – пробурчал Мэтью и сел, опираясь на локти. – Послушайте… я не просил Корделию звать вас сюда. Я не хочу никому быть в тягость.

– Ты нам не в тягость, – возразил Джеймс. – Ты можешь быть полным идиотом, но возиться с тобой нам никогда не в тягость.

Со стороны двери донеслось шуршание. Прибыл Кристофер, вооруженный черным докторским саквояжем и, судя по выражению лица, настроенный весьма решительно.

– О, превосходно, – заговорил он без предисловий. – Вы все здесь.