Терновый венец

Клио вздохнула, подумав, что переживает за чужие отношения больше, чем за свои собственные, но шутливая мысль ее смутила. И неважно, что ее одноклассницы в свои «почти семнадцать» уже вовсю встречались с парнями. Банальность, конечно, но она к этому пока не готова. Хотя, если подумать, наверное, здорово болтать часами о том, о сем, гулять вечерами под звездным небом, нежно держась за руки, дурачиться и, сидя за столиком в уютном кафе, воровать друг у друга из тарелки кусочки еды.

Жаль, что реальность куда сложнее грез. И ужасно неловко, что у ее личной грезы широкая мальчишеская улыбка, растрепанные волосы и невероятно стильный образ – туфли и черное пальто.

Как бы то ни было, Клио осталась без дружеского плеча (отчаянно надеясь, что Саманья все же находится сейчас на свидании). Чтобы занять время, почитала книгу об анатомии мозга. Однако полчаса спустя поймала себя на ощущении, что теперь, когда она знает, что не станет врачом, чтение медицинской литературы не приносит прежнего удовольствия. Все равно что диабетику смотреть на шоколад.

Расстроившись, Клио отложила книгу. Какое-то время лежала, бездумно глядя в потолок. Дрема подкралась незаметно, пленила, затянула в белесое пространство – холст, который кто-то разрисовал красками специально для нее.

Пусть она была отныне сноходицей, ее сны ничем не отличались от тех, что видели обычные люди. Разумеется, только поначалу, пока она не брала над ними контроль. В этом сновидении царил привычный хаос последних проведенных в Пропасти дней. Будучи душой, оторванной от тела и слишком глубоко погрузившейся в мир теней, Клио не могла видеть ритуал воскрешения, проведенный бокором Ганджу. Но с той поры она не раз спускалась в подвал вместе с Саманьей и изучила все вудуистские атрибуты, которые они использовали в обрядах.

Они и просочились в ее сны. Свечи, веве на полу, митан – столб, символизирующий дорогу, по которой духи, Лоа, спускались в мир людей. У стены, словно две прекрасные статуи, замерли Морриган и Бадб Блэр.

Клио не хотелось в десятый раз видеть свое нашептанное воображением воскрешение. Не хотела слышать собственный – уже настоящий – крик: «Мои глаза!»

Не хотелось лишний раз вспоминать, как, вернув жизнь, она потеряла зрение.

Потому, положив ладони на затемненную полумраком стену подвала, Клио заставила ее раствориться. Иногда это был крошащийся в руках камень, иногда – пепел, оседающий на пол. Сейчас – дождь.

Камень стал влагой, но логику от сна никто не требовал. Она просто растворила стену и вышла на белый простор.

Клио жила в мире, полном магии, но почти всегда та была или слишком обыденной, бытовой… или слишком жестокой. Нечто действительно восхищающее и восхитительное она недавно наблюдала в обители лесных ведьм. Дивная роща Неметон с исполинскими деревьями, прирученные звери, цветы, распускающиеся под пение лесных ведьм, или призванный ими дождь. Чистые природные чары, столь близкие к понятию «волшебство».

В Пропасти царили иные порядки, да и на улицы подземного города Клио почти не рисковала выходить. Совсем юная рассветная ведьма, она остро ощущала собственную уязвимость в городе искушенных полуночных ведьм и колдунов.

Удивительно, что именно здесь, в мире сновидений, новом для нее, почти неизведанном, Клио так быстро начала ощущать себя… не как дома, нет. Но в месте безопасных чудес, чья магия ей, как оказалось, близка и понятна. Даже если она по неопытности вторгалась в чужой сон, полный когтей и зубов, окутанный тенями или будто порожденный тенью, открывшей охоту на человека… она знала, что легко может оттуда сбежать.

В реальность, подчас гораздо более пугающую: сталью, которую не превратить в воду. Ранами, которые так легко не исчезают. Смертью, которая не заканчивается пробуждением.

Если только не в мире теней.

Там, за пределами недавнего сна, лежали давно уже отснившиеся. Клио любила блуждать в их странных живых лабиринтах. Словно заброшенная в мемокард или чужую спектрографию, с любопытством смотрела на подзабытые, полустертые из памяти лица – друзей или просто приятелей, которые остались в Кенгьюбери. Они ходили по земле, для нее ставшей небом, даже не зная, что она – там, в глубине.

Мир менялся, стоило только силой воли покинуть отведенный специально для Клио участок царства снов. Там, за пределами ее личной юдоли, лежало все то же бескрайнее пространство – белая пустыня, в которой вместо песка был туман, похожий на облачную вату, а вместо оазисов – осколки чужих сновидений. Быть может, настолько причудливым это место сделало ее собственное воображение. Или же таковым оно было всегда.

Клио шла по белому ничто, лавируя между гигантскими зеркальными осколками, что острыми краями вонзались в «землю». А на гладкой поверхности – чужие кошмары и сны. Порой они затягивали Клио против воли – будто открывалась невидимая воронка, и она оказывалась внутри чужого сна. Порой она сама вмешивалась (хотя честнее сказать, «вторгалась») в самые безобидные из них. Нужно же ей проверять границы собственных возможностей!