Терновый венец

– Ты принимала что-нибудь? – жадно спросила Слоан, вглядываясь в ее лицо. – Какие-нибудь чары?

Уна стояла, прижимая купюры к груди, будто пойманная с поличным воровка.

– Да, обычные, иллюзорные.

– Может, брак? – темные глаза блеснули почти вожделением. – Где брала? Какой-то особый поставщик?

– Нет, я…

От дальнейших расспросов Уну спас появившийся за сценой Дойл. Слоан юркнула обратно в гримерную.

– Моя ты звездочка, – пропел Дойл, разводя руки в стороны, словно желая заключить Уну в объятия.

Взгляд скользил по купюрам. Разумеется, часть придется отдать ему, но все равно останется раза в три больше, чем обычно зарабатывала Уна. Похожие подсчеты сейчас велись и в неряшливой голове Дойла. Никогда прежде она не видела на его лице нечто, настолько напоминающее улыбку.

Остаток ночи прошел, как в тумане. Пребывая в каком-то неверии, из-за чего все происходящее будто тонуло в белесой дымке, Уна выходила на сцену еще дважды.

И все повторилось – деньги, овации, обожание.

Она боялась, что все это – лишь последствие бракованных чар, как и предполагала Слоан, и все это – не навсегда. Но ближе к утру, спустя несколько часов после применения, чары рассеялись и царапины на коленях и руках обнажились. Тогда-то Уна и увидела змеиный укус, заставивший ее нахмуриться.

– Уна, солнышко, возьми, ты сегодня нужна мне идеальной.

Дойл протягивал ей филактерий с чарами иллюзии второй ступени. Судя по коробочке, явно дешевыми и недолговечными. Нетипичное для него проявление щедрости.

Сегодня все было… нетипично.

Уна танцевала так, словно родилась с музыкой внутри, словно в ее теле костей и вовсе не существовало. Извивалась гибкая, как змея, под восторженные и вожделеющие взгляды. Впервые за свои восемнадцать лет она чувствовала себя на вершине мира.

Если за такой подарок требовалось расплатиться ужасом, который Уна пережила в ту самую ночь, и змеиным ядом в крови – это, черт возьми, того стоило.

На рассвете Слоан, наблюдая, как Уна собирается домой, кусала губы от зависти с обидой пополам – ведь неведомый дар достался не ей. Обе они понимали: в «Дьяволицы» Уна не вернется.

Она собиралась покорять «Дурман».

Глава 13 Охота на убийцу

Новость об убийстве очередного кандидата на роль короля не грянула с неба подобно грому. После слов Доминика об истинном начале битвы за трон каждый из адгерентов Дома О'Флаэрти ожидал подобного. Однако Морриган не думала, что новая смерть случится столь скоро.

Лорды Пропасти не умели ждать.

– Мать погибшей Каллисты заявила, что главой Дома Конноли становится она, но их Дом выходит из гонки, – сообщил Дэмьен. – А значит, на одного отказника стало больше.

– Подожди, – нахмурилась Морриган. – Главой Дома была не мать?

– Старшинство тут не играет никакой роли, – вклинился Доминик. – Власть членам Высокого Дома, в первую очередь, обеспечивает колдовская сила.

Морриган так и подмывало спросить: «И какой же обладаете вы? Что позволило вам привлечь на свою сторону бокора – человека, который мог повелевать жизнью и смертью, мамбо с хунганом, рассветную ведьму и боевых колдунов? И почему от меня – но не от Леди Ворон – вы свою силу скрываете?»

У последней спрашивать бессмысленно, Морриган уже пыталась.

– Леди Конноли сообщила, от чего умерла Каллиста?

– Не сказала, но впала в ярость. Так что не стоит надеяться, что смерть ее дочери была несчастным случаем.

Морриган побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Стоящий у окна Доминик ни на йоту не казался встревоженным, что побудило ее спросить:

– Как много членов Высокого Собрания живыми добираются до финала гонки за трон?

Глава Дома О'Флаэрти обернулся к ней с играющей на губах рассеянной улыбкой:

– Зависит от количества людей, стремящихся во что бы то ни стало надеть на свою голову корону. Обычно – две трети, реже – половина.

– М-да-а, – протянула Морриган. – Занимательная математика.

Она резко поднялась и, не попрощавшись с мужчинами, покинула особняк. Ей нужно убедиться, что Каллиста Конноли умерла точно так же, как Грэйнн или О’Райли. А еще лучше – найти убедительные доказательства, что к обоим убийствам причастен действительно Адиф.

К большому сожалению Морриган, резиденция Дома Конноли была окутана очень крепкой защитой. Вглядываясь в отражение особняка в мире теней через полуночный осколок, она сосредоточенно хмурила брови. Плетенья мелкие и, как кольчуга, плотно подогнаны друг к другу. Ни бреши, ни прорехи, ни слабого звена. А значит, ей даже в оконную щель не проникнуть. Как и призрачным слухачам.

Но был у нее один туз в рукаве…

Причинять зло никому из членов осиротевшего Дома Конноли Морриган не собиралась. А потому ни закаленное в тренировках тело, ни колдовские силы ей не понадобятся. Недавно она разжилась на местном рынке парочкой филактериев с чарами переноса. Морриган создала временной портал, затянувший ее внутрь, словно в воронку, и вернулась в особняк Доминика. Ненадолго – только чтобы в специально отведенной для нее комнате с двумя напольными зеркалами и нерушимым кругом свечей шепнуть: «Tolle animam meam»[6], – позволяя Юдоли Печали затянуть ее душу.