– Я не все, – отрезала она. И все же Госпожа Ночь ее и неведомых «всех» сравняла. – Я попытаюсь еще раз.
– Мор…
Она предостерегающе вскинула палец.
– Даже не думай меня отговаривать. Не выйдет, ясно?
– Ладно, фурия, – неожиданно тепло улыбнулся Файоннбарра. Легонько сжал ее плечо, заслужив удивленный взгляд. – Просто помни: я рядом. А ты по-прежнему Морриган Блэр, и никто этого у тебя не отнимет. Никакие чары не способны отнять у тебя твою сущность.
– Ты знаешь, кто я?
Файоннбарра, покраснев, как мальчишка, отвел взгляд.
– Выведал у Дэмьена.
– О… – красноречие Морриган на том себя исчерпало. Она выдохнула: – Я готова.
Кивнув, колдун ночи снова произнес воззвание и накинул на ее плечи прирученную тень. Знаки на невидимом для остальных теле снова зажглись серебром.
Все повторилось. Ощущение пустоты в теле и себя – вместо пустоты. Страх, заполняющий каждую клеточку несуществующей плоти. Морриган тонула в океане страха, что к себе прежней ей уже не вернуться.
Слова Файоннбарры стали ее маяком.
«Ты – Морриган Блэр, и никто этого у тебя не отнимет».
Она вдохнула в себя ужас, представляя его роем черных мотыльков. А затем – поглотила, перемолола в пыль.
Приняв себя новую, Морриган нырнула в отбрасываемую домами тень, слилась с ней, стала ее частью, ее продолжением. Разделяющее их с домом прозектора расстояние она преодолела за какие-то доли секунды. Будь у нее тело, затошнило бы. Закрывшаяся за спиной прозектора дверь не стала для нее помехой – Морриган с легкостью проникла в щель. Скользя из тени в тень, что обитали внутри дома, добралась до прозектора и просочилась в его тень. И растворилась в ней.
Она смотрела на дряблую старческую кожу под странным углом – снизу вверх, словно уподобилась одному из тел, с которыми прозектор работал в Доме Смерти. Потребовалось некоторое усилие, чтобы изменить взгляд на окружающее пространство. ведь у Морриган не было органов зрения. Как и органов в целом. Все-таки хорошо, что она видела мир не глазами прозектора, а глазами, точнее, всей сущностью его тени.
Дом как дом – обжитый, но очень скромный. А ведь прозекторы пользовались уважением у колдунов и ведьм. Многие верили, что именно от них зависит, сможет ли душа отыскать дорогу в мир теней и не заплутать в его Юдолях, а потому щедро одаривали прозекторов, колдующих над мертвыми телами их близких. По этому дому не скажешь, что его хозяин купается в деньгах. Хотя он мог быть просто очень бережливым.
Морриган не давала покоя мысль: что будет, когда прозектор выключит свет? Что станет с его тенью? Сольется ли она с тьмой остального дома или перестанет существовать?
И если последнее, что будет с Морриган – с ее мировосприятием и с ощущением самой себя?
Впрочем, она никогда не прочь шагнуть за границы изведанного, чтобы на собственной шкуре узнать – каково там. Потому она с самого детства не боялась смерти – было до ужаса любопытно, что ждет ее в мире теней. Потому стала первой из дочерей Бадб Блэр, кого та после собственной смерти провела в Юдоль Печали.
Морриган тогда было лет девять. Некоторое время после путешествия среди духов, плачущих и молящих ее, совсем еще малышку, о спасении, Морриган мучили кошмары. Но любопытство она полностью удовлетворила.
Она дождалась момента, призванного развеять ее сомнения – лежа в кровати, прозектор коротким заклинанием усыпил сущностей света в настенных плафонах. К счастью, в ощущениях Морриган мало что изменилось. У нее все еще не было тела, а с ним – и органов чувств, и потому единственной явной переменой стала обрушившаяся на нее темнота. В ней Морриган – лишь один из лоскутов цвета ночи – и затерялась до самого утра.
Эти долгие часы были наполнены мыслями, как серебряная чаша монарха вином – до краев. Мыслей о матери и Доминике, о Клио и голубке, а еще – о новой роли сестры.
Клиодна Блэр, которая всю сознательную жизнь мечтала стать врачом и держаться как можно дальше от магии, все-таки стала ведьмой. Ее заставили. Морриган, бокор Ганджу, ее воскресивший, Барон Суббота, вливший в вены Клио силу духа Лоа. И, лишь отчасти, их загадочный отец, заронивший в младшую дочь зерно сноходческого дара. Мог ли он даже предположить, что только смерть взрастит в Клио крохотное зернышко магии, словно в черноземе?
Никто из них не мог знать.
И снова будто бег по заколдованному кругу. В голове – одна и та же мысль, которую Морриган внушала себе с того самого момента, когда обнаружила мертвое тело сестры. Воскресив Клио, она все сделала правильно. Быть слепой, оказаться невольной отступницей, видеть с помощью птицы, а не собственными глазами, променять мечту о врачевании на странную и чуждую пока магию сноходчества – это, без сомнения, серьезные испытания для Клио.
Те, что порождали невольный вопрос: Клио жива, но счастлива ли она?