Терновый венок Босильки из Пасьяне

— Я всё понимаю. Но что могу сделать? — Амир развёл руками. — О вашей беде и слушать не станут. Тут нужно решать в частном порядке. Ступайте к Рустем-бею, он из сербов села Пасьяне, но принял ислам. Важный человек, знает местных жителей, ваши обычаи.

— У Рустема крутой нрав. — Вздохнул Данило. — И он потуреченец, лучше бы был турком. Всё перемешано в голове у потуреченца, он отстал от своего племени, пристал к чужому, да не совсем и чаще из выгоды.

— Так вот какого ты мнения о них? — Хмыкнул Амир-ходжа. — Выгода — хорошее дело, миром правит выгода, честный серб. Отрекись от Христа и на тебя в совете посмотрят иначе, заступятся за твою дочь.

— Что ты, что ты! — Воскликнул Данило.

Старый чиновник развёл руками:

— Негибкое дерево легче сломать.

И снова несчастные родители побрели по улицам осеннего Гнилане. Уже опускались сумерки.

У дома Рустем-бея стояла карета, блестя от дождя, словно лаковая шкатулка. Мария и Данило сразу узнали хозяина — широкоплечий приземистый, он кланялся гостю, который покидал дом. Гость, в огромной чалме, сел в карету, та тронулась. Рустем выпрямился и оглядел улицу. — Приветствуем тебя, почтеннейший! — Воскликнул Данило.

Мария молча поклонилась. Подобострастие давалось ей из последних сил.

— Чедо, рады видеть тебя. — Продолжал Данило. — Как высоко ты поднялся! Что за дом у тебя, земляк!

— Я не Чедо, я теперь Рустем. — Бывший односельчанин радости не проявил.

— Рустем-бей, ведь ты родом из Пасьяне, знаешь меня и моих детей. Сжалься, помоги.

— Что случилось? — Неохотно спросил Рустем.

— Мы выяснили, нашу дочь Босильку украл арнаут Санжар, сын покойного дефтердара Мухаммада.

— Я знал дефтердара. Это почтенная семья. И парня видел, умён и ловок.

— Но он не нашей веры. — Негромко уточнил Данило.

— Значит, если бы вашу дочь украл единоверец, вы бы радовались? — Ядовито поинтересовался Рустем.

— Нет, Рустем-бей. Мы сами нашли бы жениха для дочери и спросили её, по сердцу ли пришёлся. — Вмешалась Мария.

— Спрашивать дочь? Что может понимать девушка? — Усмехнулся Рустем.

— Мы своих детей не неволим. — Пробормотал Данило.

— Если ваши дети своевольны, возможно, девушка сама сбежала с арнаутом. Он богат, молод и в чести у турков. — Отмахнулся Рустем.

— Босилька — православная христианка. — Мария не хотела недомолвок.

— И что? Стоит ей дать согласие, как вместо христианки появится мусульманка. — Не уступал Рустем.

— Наша дочь не предаст веру предков! — Вырвалось у Марии.

— Так я для вас предатель! — Закричал Рустем. — Пошли вон!

— Рустем-бей, моя жена не хотела оскорбить тебя. Рустем-бей, смилуйся! — Данило то воздевал руки к небу, то простирал к хозяину.

— Идите прочь, нет мне дела до вашей девчонки! — Рустем оттолкнул Данилу.

— Вот уж точно в Гнилане всё прогнило! — Закричала Мария. — На сербской земле не осталось сербства.

— Тише, тише, жена. — Нахмурился Данило.

— Только мне и можешь указывать, ведь у меня за поясом нет сабли. — Мария отвернулась от мужа.

Глава шестая. Гость незваный

Когда отец ломал хлеб, то обломанный край каравая обращал к середине стола, чтобы зерно не переводилось в доме. Хлеб на низком столике лежал так — наверное, старая Мерве почитала местные приметы. От веры отказалась, а от суеверий не смогла.

Босилька протянула руку к хлебу, но тут же отдёрнула — стоит поддаться одному искушению, как они все разом подступят и одолеют. Будет она стоять во дворе Санжара в красных свадебных одеждах, в красной фате, словно пропитанной кровью народа, который предала.

А здесь был не только хлеб. Горку золотистого плова венчали обжаренные кусочки баранины. Тушеные овощи маслянисто блестели, посыпанные зеленью. Стеклянный кувшин с фруктовым шербетом янтарно мерцал. Искушение было велико. Босилька съела кусочек хлеба и запила шербетом. Только для того, чтобы были силы. Потом отошла подальше, достала сумочку с вязанием. Она вынула клубочки — красный, рыжий, серый. Нужно продолжать труд, вязать рукавицы для брата и надеяться, что сможет вручить ему их.

— Господи боже, в тяжёлые дни

наши края от врагов сохрани,

сербов нечистому не уступи,

нас благодатью своей укрепи. — Тихо запела Босилька.

— Что за плач? Девушке надо петь о любви, о розе румяной. — Произнёс молодой мужской голос.

Босилька вздрогнула, подняла глаза. В дверях стоял Санжар. Его глубоко посаженные глаза уставились прямо на неё. Неестественно-светлые, хищные.

Она отложила вязание и поднялась с ложа.

— Здравствуй, красавица. Посмотри, что я принёс тебе.

Санжар держал в руках свёрток. В комнату нырнула Мерве, схватила поднос с едой и исчезла, метнув на Босильку строгий взгляд. Санжар положил свою ношу на стол, развернул. На шёлковом платке засверкали драгоценности. Санжар с улыбкой поднял на растопыренных пальцах бусы — искрящиеся камни были нанизаны на три переплетенные нити.

— Неужели это бриллианты? — Подумала Босилька.

— Посмотри, как свет играет в гранях этих камней! Но твои глаза сверкают ярче. — Вкрадчиво произнёс Санжар.

— Не стоило тратить деньги, добрый человек. — Сказала она тихо, опустив глаза.