Терпеливый снайпер

Дальше я без умолку говорила минуты две, имея целью несколько разрядить обстановку. Рассеять недоверие, которое я все еще замечала в ее глазах, когда она устремляла их на меня, как рентгеном просвечивая все, что я имела предложить. Я говорила о том, что занимаюсь историей искусства, а специализируюсь на современных художниках, о своих связях с музеями и издательствами. Но вскоре почувствовала – она слушает без прежнего внимания. Время от времени вежливо кивает, но не выказывает уже сколько-нибудь значительного интереса. Однако инстинктивное ощущение опасности как будто задремало. Дважды она украдкой взглянула на часы, и я поняла, что ей нет дела до моих слов. Сейчас она была просто вежлива со мной, исполняя у себя дома долг гостеприимства, но испытывала растерянность и отчасти даже неловкость, потому что ее любовника не было с ней сейчас. А она была уверена, что он рассеет или укрепит ее подозрения. Потому что привыкла слепо ему доверять. И скорей всего, заключила я, в том-то все дело. Все очень просто. И не было никакой тайны в этих зеленых глазах и вообще ничего, кроме пустоты. Мужчины склонны полагать, что в глазах красивых женщин что-то таится, но чаще всего они заблуждаются. Я ведь сама ожидала большего от спутницы Снайпера, а увидела перед собой лишь крупное, смуглое, пышное тело – лакомый кусок плоти. Она сама даже не знает, саркастически подумала я, что этот ее сожитель – или кто он ей – один из самых знаменитых и разыскиваемых райтеров в мире.

Тут хлопнула дверь, и, поднявшись на ноги, я увидела перед собой явно растерянного Снайпера.

Схватив за руку, он подтащил меня к лестнице. Мне было больно, но я не сопротивлялась. Под изумленным взглядом женщины дала ему проволочить меня по коридору в прихожую и только там взглянула ему в лицо.

– Пусти, – сказала я, высвобождаясь.

Он был по-настоящему взбешен и в эту минуту мало походил на терпеливого снайпера. Образ, что сложился у меня за несколько недель поисков, не имел ничего общего с этим человеком, у которого лицо было искажено от ярости, глаза налились кровью, а напруженные руки готовились ударить или задушить.

– Ты не имеешь права… – еле выговорил он. – Ни здесь… Ни с ней.

– Не хватало этой детали, – ответила я хладнокровно. – Это была долгая охота.

Неизвестно почему мои слова мгновенно успокоили его. Он стоял неподвижно, глубоко дышал, овладевая собой. Можно было подумать, что это я его сюда выволокла, а не он меня.

– Надо было зайти тебе в тыл, – добавила я.

И крепко взялась за перила над лестничным пролетом, зиявшим под ногами. С третьего этажа лететь не хотелось бы. Хватит и того, что было.

– Ты ничего не понимаешь… – пробормотал он.

– Начинаю мало-помалу.

Дверь в квартиру была открыта, и я заглянула в коридор. Женщина стояла в глубине, едва различимая в полутьме, и смотрела на нас издали.

– Ковырялка хренова, – сказал мне Снайпер.

Сказал бесстрастно, словно оповещая о том, что общеизвестно. Что ж, подумала я, у него верный глаз. Как и подобает хорошему художнику. Что есть, то есть, не отнять. Я продолжала смотреть в коридор, и Снайпер, обернувшись, проследил направление моего взгляда.

– Ты давно уже мог быть трупом, – заметила я. – Забыл? Как только мы встретились… Ничего не было бы проще. Но речь не о том.

Теперь он пристально смотрел на меня. Потом отступил на два шага, медленно притворил дверь. Мне показалось – в нерешительности.

– Я ведь тоже иду на риск, – добавила я. – Немалый. И ты это знаешь.

– Ты не имела права, – твердил он свое.

Это звучало как официальный протест. И я издевательски улыбнулась:

– Не узнаю тебя… Кто это тут говорит о праве? Снайпер?

Я сняла руку с перил. Это было уже не нужно.

– Тот самый Снайпер, который провозглашал: «Что разрешено – то не граффити»?!

Он глядел мне в глаза внимательно. И, может быть, чуть тревожно.

– Есть у меня такое право, – продолжала я. – Я его заслужила, выслеживая тебя, как ищейка. И, черт возьми, выследила.

Он кивнул чуть заметно и спросил сквозь зубы:

– И что?

Мне понравился его тон. Дело поворачивалось новой гранью. Теперь мы вступали на мою территорию.

– Не воображай, что после стольких трудов я уйду подобру-поздорову. Слишком много твоих слабых мест я теперь знаю.

И помолчала, чтобы он освоился с этой идеей. А идея, между прочим, замечательная, идея с большой буквы «и». Формулируется очень просто – быть или не быть. Потом пожала плечами:

– Тебя самого не устроит, если я сейчас уйду.

Можно было не говорить, но я хотела подстраховаться. Он надолго задумался. И глядел на меня при этом так, словно прикидывал вероятный ущерб. Подсчитывал возможный убыток.

– Устроит… – пробормотал он, бросив взгляд искоса на закрытую дверь. – То ли это слово?

Я не ответила. Он всего лишь хотел прояснить это для себя, а мои слова, каковы бы они ни были, значения не имели. Решать было ему. Но он ведь и сам не знает, подумала я не без злорадства, какой скудный выбор ему предоставлен. Попросту говоря, выход у него один-единственный. И неизбежный.

– Идем, – сказал он.