Терпение дьявола

В своем кабинете Лудивина с восхищением оценила масштабы работы, проделанной за день Гильемом: он внес всю доступную информацию по их текущему расследованию в программу Analyst Notebook и провел анализ на совпадения с прошлыми делами – таковых не обнаружилось; заполнил все документы по выездам и осмотрам мест происшествия для досье и даже успел покопаться в прошлом Кевена Бланше – связался с несколькими психиатрическими больницами, где тот проходил освидетельствование и лечение, а заодно проел плешь прокурору Муруа, добывая у него ордера, необходимые для ускорения процесса. Однако во всем, что касалось врачебной тайны, прокурор оптимизма не выказал: пока в суд не подано официальное обращение о принятии дела к производству, выжать из врачей какие-то существенные сведения об их пациентах практически невозможно. Так что на данный момент Гильему пришлось довольствоваться хронологией госпитализаций и выписок Бланше, а также списками лечащего персонала, за неимением доступа к списку посетителей, медикаментов и в целом к истории болезни. Кроме того, он попробовал раздобыть имена заключенных, с которыми Бланше мог пересекаться в тюрьме до того, как его отправили на судебно-психиатрическую экспертизу и поместили в дурдом, но все это потребовало уйму времени, к тому же вечером пятницы всегда сложнее поймать нужного собеседника и получить от него информацию, когда в любой момент может взвыть сирена отбоя, предвещающая уик-энд.

Около семи вечера Сеньону позвонили, он выслушал короткое сообщение, сразу вскочил и принялся натягивать толстовку, сделав Гильему знак тоже одеваться.

– Лулу, у нас срочный выезд.

– Что случилось?

– Идем, по дороге расскажу.

Лицо здоровяка оставалось невозмутимым, Лудивина не могла прочитать по нему, о чем идет речь – о чрезвычайной ситуации или о неожиданно открывшемся новом направлении расследования, – но на всякий случай быстро достала из ящика стола свой «зиг-зауэр» и сунула его в кобуру, прежде чем надеть куртку.

Сеньон и Гильем уже были в коридоре и стремительно шагали к лестнице.

20

Диана сияла от счастья: сегодня к ней в друзья добавились еще двое.

Она в очередной раз открыла свой аккаунт в Твиттере, чтобы в этом убедиться. У нее девять подписчиков. Уже не семь, а девять. И проверка показала, что они даже не из числа ее знакомых. Новые «фолловеры», совершенно чужие люди, решили, что ее твиты заслуживают того, чтобы на них подписаться. Это круто! Может, твитнуть им пару теплых слов или, наоборот, разыграть равнодушие, показывая, что она выше таких мелочей? Надо будет вечером посоветоваться с Прис.

Наконец-то выходные, никогда еще неделя не казалась такой долгой. Тянулась и тянулась. Но теперь все – каникулы! От уроков ее уже тошнило. В свои шестнадцать Диана мечтала только об одном: пойти работать. Зарабатывать бабки и вместе с Присциллой зажить так, как хочется. Скоро! Скоро все случится!

Она скинула Прис эсэмэску – мол, уже иду – и вдруг заметила, что у нее настоящая катастрофа с ногтями. Лак безупречной белизны, обычно идеально, ровненько-преровненько лежавший по краям, облупился, и произошло это не на одном пальце, а сразу на нескольких! Диана такое терпеть не могла – кошмарики, преступление против элегантности и всяческих приличий. Маникюр у гламурной девушки либо должен быть верхом совершенства, либо его вообще быть не должно, а все, что посередине, – это прям отстой, «деревня», как считали они с Прис. А быть отстойным среди деревенщин как-то позорно и даже уже скандальненько. С этим, кстати, надо что-то делать по-взрослому – выбираться из крысиной дыры и переезжать в Лилль. Пусть сколько угодно говорят после успеха Дани Буна[39], что французский север – сплошное умиление, добродушие и жизнерадостность, – в их с Прис родном селе никогда не будет никакого нужного им гламура. Глушью это место было, глушью и останется. Захолустье и полный депресняк.

«Ногти просто отстойные, надо их совсем разманикюрить, – сказала себе Диана, использовав словечко, которое они с подругой придумали. – А потом как следует отманикюрить заново – нельзя же сегодня вечером опозориться. Только бы у Прис было все, что нужно. О да! Еще я у нее одолжу корректор!»