– Ничего, это я сама с собой.
Вывод был очевиден: Баленски продавал кожу, избавлялся от мяса, но оставлял себе какую-то часть от своих жертв. Лудивина повернулась к Гильему:
– Криминалисты нашли у Баленски коллекцию трофеев?
– Не знаю. Мы же уехали до того, как закончился обыск территории фермы. И судя по тому бардаку, они провозились все выходные.
Теперь Лудивина повернулась к Сеньону:
– Ты сейчас на связи с Лилльским ОР? Спроси, что они нашли у свежевателя. Там наверняка был какой-то тайник – погреб с люком, или двойная стенка у шкафа, или…
– Это было в стенном шкафу у него в кладовке, – подтвердил Сеньон через некоторое время. – Банки с человеческими глазами. Дюжина, не меньше. Команда судмедэкспертов работает над этим со вчерашнего дня.
Лудивина победоносно сжала кулак.
Другие на ее месте ужаснулись бы, услышав об этой жуткой подробности, но она ликовала и гордилась тем, что ее психологический портрет убийцы оказался точным – анализ его поведения привел к правильному выводу. Это заставило ее на время забыть о том, что под бронированным панцирем, который служил ей защитой, эмоции снова разбушевались, заставив ее содрогнуться.
Составленный профиль также указывал на то, что Михал Баленски определенно действовал в одиночку. Он продавал кожу, но зачем оставлял себе глаза? Потому что глаза – это зеркало души? Ему хотелось снова и снова заглядывать в мертвые зрачки и вспоминать о проделанной работе?
Если свежеватель тоже был адептом Сатаны в той или иной степени, казалось вполне вероятным, что именно такова его мотивация. Это вполне логично.
Как познакомились ГФЛ и свежеватель?
Нужно было сопоставить все их перемещения за последние два года.
Лудивине хотелось с кем-нибудь посоветоваться о расследовании, но она не решалась. Можно было хоть сегодня отправить все материалы своему наставнику, тому, кто научил ее погружаться в сознание преступников.
Но Ришар Микелис откажется ей помочь. Он уже никогда не спустится с гор. Для него с этим покончено. Потому-то он и согласился взять ее в обучение – чтобы оставить вместо себя. После того, что они вместе пережили в разных городах Европы и в Квебеке, Микелис, молодой криминолог, ушедший в отставку, окончательно отвернулся от преступного мира. При мыслях о нем у Лудивины щемило сердце, она думала обо всех проведенных вместе часах у него дома – вернее, чаще всего около дома, потому что он не хотел, чтобы их разговоры слышали жена и дети, – вспоминала о долгих прогулках, когда они спорили и Микелис вдребезги разносил ее доводы, припирал к стенке, добиваясь, чтобы она поняла саму природу насилия. Он намертво вколотил ей в голову простую истину: нельзя выследить и победить зло, не разбудив при этом собственную темную часть души. Невозможно препарировать чужую психику и найти все самое худшее в человеке, не отыскав предварительно самое худшее в себе. Чтобы понять тьму, нужно говорить на ее языке, погрузиться в нее, изучить изнутри. А тот, кто постоянно имеет дело с тьмой, ведет опасную игру – он раздувает огонь собственной склонности к насилию, извращенные фантазии, тлеющие не только в очаге его сознания. В человеке есть второй очаг, заполненный пеплом всех видов животных, предшествовавших ему на пути эволюции, а в самой глубине – атавизмы хищников, которые вознесли его на высший уровень пищевой цепочки. Те прогулки с Микелисом напоминали крестный путь, паломничество в логово собственных демонов, необходимое для того, чтобы встретиться с каждым из них и приручить. Так и становятся профайлерами. После этого, начиная новое расследование, ей всякий раз предстояло использовать способности своих демонов, их чутье, которое должно навести на правильный след. Но если потерять над ними контроль, они приведут ее к бездне…
Лудивина тряхнула головой. Обратиться за помощью к Микелису – плохая идея. Его двери всегда открыты для нее как для отчаявшейся женщины, но не как для жандарма со стопкой уголовных дел. Он дал ей все, что мог, и теперь его главной задачей было хранить от бед свою семью, оберегать ее, как пастух стадо, вдали от людей и от волков.
На стол вдруг упала чья-то тень, и Лудивина невольно отпрянула.
– Я тебя напугал? – забеспокоился Сеньон.
– Извини, я просто задумалась.
– Пообедаем? Еще немного, и кажется, я соглашусь сожрать что-угодно, хоть из холодильника Баленски!
Нормальный жандармский юмор как защита от нервного срыва. Но сейчас, услышав это от Сеньона, Лудивина почувствовала раздражение:
– По-моему, не быть тебе юмористом.
– А вот это уже расизм! Ты отказываешь черному в праве на черный юмор!
– Ты прав, тебе совершенно необходимо немедленно подзаправиться – без еды ты тупеешь.
Гильем уже умчался курить электронную сигарету и пировать в своем любимом китайском ресторанчике, так что Лудивина с Сеньоном вдвоем отправились в пивную на противоположной стороне бульвара. Когда они стояли у светофора, Сеньон сообщил ей хорошую новость: