Терпение (СИ)

Они чокнулись, Колька выпил все, Любка только чуть пригубила. Только после этого села на бревно, поставила стаканчик в траву, обхватила колени руками.

- Ну, и по какому поводу пили? – спросила она.

- Ты вот меня тут обвиняла, что я Асю удержать не мог, что нерешительный, ослом обзывала… - Коля сел рядом с Любой, - Было?

- Ну, не ослом, а осликом, но так – да, - согласилась Люба. – Что, за это и пили?

- Нет, так, для храбрости… - вздохнул Коля.

Они долго молчали. Почти белая летняя ночь опустилась на Осугу. Соловьи за рекой все еще продолжали свое вечное вокальное соревнование, иногда ветер слегка трогал листву, и она отзывалась на его ласки нежным шуршанием. Луна одиноко  гляделась в реку, оставляя на ней длинный белый след. В Прямухино иногда лаяла собака, рассерженная молодежными ночными гуляньями.

Колька закурил, жадно затягиваясь, Люба терпеливо ждала, когда он, наконец, заговорит.

- Аську я не любил никогда, - хоть она и ждала, когда он нарушит молчание, но все равно вздрогнула от его голоса. – И не завлекал ее ничем. Так что и держать мне ее нечем было…

- Как же вы тогда…

- Ты торопишься-то куда? – перебил ее Коля, - потерпи, все скажу…

Люба коротко кивнула.

- Про то, что Леха женится на другой,  я знал от Вики, он ей сам все рассказывал. Все-то просто догадывались, а я знал точно. Ну и жалко ее стало, видел, как она его ждет, мучается, пришел к ней и все рассказал, как есть. Чтобы не ждала, чтобы неожиданностей не было никаких у нее. Вот, так… - Колька помолчал, но Любка уже боялась торопить его. – Она, конечно, плакать стала, чуть вообще в обморок не грохнулась от этого всего. А потом сказала, что удавится, потому что ей жить дальше нельзя никак, я говорю, что ничего такого, пережить это можно. А она мне, как, говорит, я переживу, если я беременная? Ну вот тут мне совсем уж не по себе стало и ее жалко. Я и говорю ей, давай тогда поженимся с тобой, я ребенка признаю… - тут Любка вскочила, до нее только что дошло, о чем говорит Коля.

- Так Костик Лехин получается? – чуть не закричала она, вскакивая.

- Ну да… Не кричи только, сядь…

Любка послушно села. Колька налил себе еще самогонки, выпил.

- Ну, я ей сказал еще, что у меня другая на сердце, но ее не обижу, жить  с ней честно буду. И чтобы она тогда уж тоже нормально жила. Думал, что получится все у нас.

- Другая? – тихо переспросила Любка.

- Ну да… другая… - Колька затушил сигарету и закурил новую, - а потом пошло-поехало… Она к Лехе в клеть бегать стала, на меня вообще побоку… Я думал сначала, что стерплю, обещал же не обижать ее… А она вообще внаглую стала уходить к нему. Ну я один раз сорвался, поколотил ее… А потом еще и еще… она еще и пить стала… Так я обозлился до того на нее, что в последний раз чуть обще не убил… До сих пор удивляюсь – как она живая осталась, даже синяков почти не было, а ведь бил когда – помню – она отключилась даже…

Колька услышал, как тяжело дышит Любка, взял ее за руку, но она убрала ее.

- Я знаю, что нельзя вроде как бить… Но ничего тогда поделать не мог… Вот. А потом она уехала, ну и дальше ты все сама знаешь.

Любка нашла в траве свой стаканчик, допила вино.

- Еще налить? – спросил Коля.

Любка кивнула, он налил еще.

- Так что же на той другой не женился? – спросила Любка, опустошив стакан и снова уткнувшись в колени.

- А, - махнул рукой Колька, запустив далеко в траву окурок, - какой жениться, она меня в упор не замечала…

- И ты даже не поговорил с ней?

- Даже и не думал. Она другого любила. С ума по нему сходила. С ней здороваешься, она даже может и не ответить – так о чем говорить было?

Любка выпрямилась и посмотрела на Кольку, он улыбался.

- Ты чего улыбаешься-то? – спросила она и добавила, набравшись смелости, - Кто она такая-то хоть скажешь?

- А ты не поняла? – весело спросил Колька.

Она пожала плечами, не понимая, ни его веселости, ни о ком он говорит.

- Да ты, Люба… Ты…

          Коле показалось, что она перестала дышать. Он взял ее за руку, на этот раз Люба не отняла ее.

          - Какая же я дура! – вдруг всхлипнула она.

          - Ты чего? Не плачь! – он обнял ее за плечи.

          - А я сижу, гадаю, кто там у тебя на сердце… не мог сразу сказать! – плакала она.

          - Ну прости ты меня… - растерялся Коля.

          - Аська-то значит, знала? – спросила Люба.

          - Про тебя-то? Я ей сначала не говорил, но она потом как-то сама догадалась.

          Люба уткнулась ему в грудь и затихла.

          - Вот такой я ослик… - проговорил Коля.

          Она подняла заплаканное лицо и покачала головой.

          - Ты самый лучший… - прошептала она.

          Коля поцеловал ее, чувствуя, как синхронно бьются их сердца.

          ***

          Тихое счастье Коли и Любы никому не бросалось в глаза. Когда он, отработав, приезжал в деревню, они брали Костика и просто гуляли, купались, играли с мальчиком. Почти никогда не оставаясь наедине, они как будто всегда были только вдвоем, даже когда он был в другом городе.

          Но Надежда однажды утром, собираясь на работу, тихо, чтобы не разбудить еще спавших мужа и Нюрку, спросила у дочери:

          - Что-то ты все с Колькой бродишь?

          Люба улыбнулась, жуя бутерброд.

          - Чего ты улыбаешься? Смотри… - покачала головой Надя, - Плохая слава пойдет, не отмоешься…