Терра Инкогнита

На лице у него расплывалось огромное красное пятно. Кавальери здорово приложила ему по физиономии! Пангейский сьют действительно был страшной штукой, тем более если лупить со всей дури.

— Сам идиот! Чего ты меня хватаешь неожиданно? — уперла руки в бока Алиса. — Подкрадывается еще… Убила бы!

— Нет, ну слушай, мы же связывались пять минут назад, я сказал что собираюсь переплывать реку, оставил дрезину в тупичке… Кто это еще мог быть? — воздел руки к небесам Сью.

— Какой-то длинный страшный татуированный полуголый мужик, кто ж ещё?! Знаешь, как стрёмно? — девушка понимала, что переборщила, но не сдавалась. — Иди сюда, я посмотрю что у тебя с лицом…

— Отвалилось! — хмыкнул Виньярд.

— Давай, поцелую и всё пройдет?

— Ну, поцелуй, — только дурак бы отказался.

В общем, встреча получилась странной, но в целом приятной. Алиса, на удивление, так и не сбежала с островка посреди Дона. Сидела себе, чай пила, тексты какие-то с планшета читала, монтировала видео, музыку слушала и гимнастику делала — в те короткие периоды, пока не трепалась по комму с Виньярдом, конечно.

— И что теперь? — спросила она.

— Теперь я вырежу пару весел, мы сядем в твою капсулу и переправимся на берег. Там у меня дрезина на которой будем догонять Мальборо. В реку я второй раз не полезу, это точно. Там плавает какая-то огромная хрень, я тень видел — мне хватило.

Вообще-то захоти то чудище поинтересоваться, что происходит на поверхности — не спасла бы и скорлупка-капсула, но всё-таки даже на таком транспортном средстве было гораздо спокойнее.

Пока Сью вырубал виброножом из местной поросли весла, Алиса собирала вещи. Всего ничего, но на тридцать или сорок кило больше, чем у Виньярда — вес позволял, Кавальери-то была куда как миниатюрнее парня. И размазаны эти весьма необходимые вещицы были по всему острову тонким слоем. Там у нее была душевая, здесь — спальня, тут — студия… Под разными кустами.

Наблюдая за метаниями девушки, Виньярд только глаза таращил, и помалкивал, строгая деревяшки. Комментировать в такой ситуации — себе дороже! Наконец, груда вещей была собрана, упакована в два гигантских контейнера и погружена в капсулу. И как только влезло?

— Ну ты долго там? — спросила Алиса, сдувая непослушную прядь со лба. — Чего возишься?

Она успела запыхаться, но виду не подавала.

— Это нормально, — улыбнулся Сью, подал девушке кривоватые весла и, упираясь босыми ногами в илистое дно, вытолкал судно на глубину, а потом — хоп! — и запрыгнул внутрь. Капсула закачалась:

— И-и-и-и! — взвизгнула Кавальери, получив порцию холодных брызг.

— Ну, поплыли?

И они поплыли, по очереди загребая веслами воды тихого Дона.

* * *

Разогнав дрезину и дождавшись, пока она покатиться слегка под горочку, Виньярд сел отдохнуть. Наяривать ручной привод полтора часа кряду — это кого угодно утомит.

— А это что, радио? Какая древность… — восхитилась Кавальери. — А можно я…

Она начала крутить ручки, и вызвала сначала треск и шипение, а потом вдруг прорезался некий звук, подобный мелодичному бою колоколов, и бодрый мужской голос произнес:

— Игътибар! Мәскәү сөйли! Мәскәү вакыты-уналты сәгать, ноль минут. Бу сәгатькә яңалыклар…

— Чего — ноль минут? — удивился Сью.

— Говорит Москва! — пояснила Кавальери. — Если я всё правильно поняла.

Виньярд покосился на подругу, но ничего не сказал.

— Что? — принялась зачем-то оправдываться она. — Я и разобрала всего пару слов! Это я разговорник читала из сектора Рашен. Там у басмачей язык похожий, но не такой и другой…

— Не такой и другой? — хмыкнул Виньярд. — Это нормально.

Детки местных станичников не боясь подбегали к самой железнодорожной насыпи и перекликаясь и размахивая руками некоторое время могли преследовать дрезину, а потом отставали. Чернявые, смуглые, со смешанными европеоидно-монголоидными чертами лица, они выдавали невообразимую мешанину из языков, но основой, фундаментом в их наречии был явно язык рашенов. В отличие от того, на котором «говорит Москва».

По радио передавали какую-то бодрую музычку с барабанными ритмами и струнно-смычковыми мотивами, под которую Виньярд снова взялся за рукоять привода. Мимо мелькали зеленеющие молодыми листочками и расцветающие буйным цветом сады, жирные черные пашни, белые, мазаные глиной и крытые дранкой хатки. Народ тут носил добротные рубахи, портки и сарафаны из домотканого холста, кожаные сапоги, меховые безрукавки. Крепкие, дебелые — изможденными эти люди явно не выглядели. Скорее даже наоборот — создавалось впечатление сытой и привольной жизни. Куда там голодранцам Дикого Поля!

Следы пребывания шелта Сью и Алиса увидели километров через пятнадцать. От дюжины телег к бункеру с углем мужчины по цепочке передавали друг другу пыльные черные мешки — пополняли запасы. Здесь явно ценили сотрудничество с народом поездов, и всегда были готовы к прибытию очередного каравана — даже если предыдущий ушел прошлым вечером.