Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения

Море становилось резервуаром, наполненным положительными смыслами. Это касается не только геополитики, установления «родственных» отношений с морем, не только эстетики, но и здоровья. Увлечение морем принимало настолько серьезные масштабы, что временами становилось опасным для Японии горной. Находились даже авторы, которые полностью шли наперекор традиции. Для религиозного человека горы были местом паломничества и напитывания божественной энергетикой. Для человека светского покрытые лесом горы всегда считались идеальным местом для укрепления здоровья и бегства от летней жары. Однако достаточно известный публицист своего времени Такахаси Тэцутаро в 1903 г. утверждал обратное: «Пребывание в горах представляет наибольшую угрозу для вашего здоровья». В качестве аргументов он приводил большой перепад дневных и ночных температур в горах, влажно-холодные туманы и дымки, провоцирующие простуду и расшатывающие здоровье. Что до горячих горных источников, в которых привыкли купаться японцы, то и в этом обыкновении ничего полезного тоже нет, поскольку после пассивного отмокания в горячей воде японцы имеют другое обыкновение – предаваться неумеренным возлияниям. Что до морского побережья, то там не наблюдается резких перепадов суточных температур, там прохладное лето и теплая зима, поэтому морской климат намного более полезен для здоровья. К тому же на побережье можно полакомиться свежей рыбой. Свою статью Такахаси заканчивает энергичным призывом ко всем японцам, включая студентов: немедленно ехать на морское побережье и предаваться там изучению наук[429]. Жажда познания была характернейшей чертой Японии того времени.

Действительно, в это время в соответствии с европейскими рекреационно-медицинскими стандартами в Японии тоже начинают создаваться морские курорты и санатории для легочных больных, а богачи покупают себе виллы на морском побережье – явление совершенно новое в японской истории. Императорская семья тоже обзаводится резиденциями на море. Раньше местом для загородного проживания выступали исключительно горы. Но теперь японцы поправляют здоровье не стоя под леденящим тело горным водопадом, как это делали горные отшельники, а плавая в соленом океане. До этого времени подавляющее большинство японцев плавать не умели. Увлечение плаванием привело в среднесрочной перспективе к тому, что японские пловцы стали одними из сильнейших в мире. Олимпиада в Амстердаме (1928 г.) принесла Японии первую золотую медаль (200 м брассом), а на Олимпиаде в Лос-Анджелесе (1932 г.) японцы одержали пять побед в шести видах плавательной программы.

Девушки в модных полосатых купальниках

Еще одним следствием увлечения морем становится увеличение потребления сырой рыбы. Суси и сасими, разумеется, были знакомы японцам и раньше, но это была еда простых людей, рыбаков, проживавших на побережье. Теперь же морское побережье манило свежей рыбой всех японцев.

В период Мэйдзи прогресс сделался символом веры японцев. Теория биологической и социальной эволюции, олицетворяемая фигурами Дарвина и в особенности Спенсера, давала надежду на лучшее будущее. Теория прогресса предполагала, что японцы могут догнать Запад, преобразовать жизнь в соответствии со своими устремлениями. Они могут и превратить свою «крошечную» страну в «большую» державу. Поначалу далеко не все верили в это, тон задавали оппозиционеры, которые критиковали правительство за прозападную ориентацию, призывали отказаться от слепого подражательства Западу, нелепого комплекса неполноценности и обнаружить в традиционной Японии не только недостатки, но и достоинства. Одним из рупоров такой нативистской оппозиции стал журнал «Нихондзин» («Японцы»), основанный в 1888 г. Его «мотором» стал географ Сига Сигэтака (1863–1927).

Стремление «стать европейцем» владело тогда многими умами. Так, Фукудзува Юкити написал свою знаменитую статью «Бегство из Азии», в которой он говорил о том, что Японии не по пути с азиатскими странами, она должна идти «своим» европейским путем. Идеи о переходе с японского языка на английский, о необходимости скрещивания японцев с европейцами для улучшения японской расы тоже находили своих сторонников.

Что до журнала «Нихондзин», то он объединял вокруг себя людей, которые выступали против безоглядного «озападнивания» Японии, уподобляя его «мимикрии» у низших животных, которые – в силу своей беспомощности – вынуждены менять окрас кожи, чтобы не быть сожранными более сильными. Издеваясь над оголтелыми западниками, Сига с возмущением писал в июньском номере журнала «Японцы» за 1888 г., что они хотят отбелить желтую кожу, перекрасить волосы и глаза, превратить Камакуру в Виндзор, а синтоистское святилище Цуругаока Хатиман в Кентерберийский собор…