Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Еще одна уникальная особенность Японии – это частые землетрясения разной силы и сопутствующие им временами разрушительные цунами. Японцы, обладающие таким уникальным опытом, не могут относиться к природе таким же образом, как обитатели других стран. В то же время не следует забывать о том, что, несмотря на разрушительные последствия сейсмической активности, именно она создала прекрасные пейзажи Японии. То же следует сказать и о вулканах: они не только внушают ужас, но и возбуждают в японцах чувство прекрасного – все вулканы обладают «прекрасной формой». Извержение вулкана – это не только разрушение, но и обновление природы, ее своеобразная «весна». Недаром столько вулканов зафиксированы в качестве «национальных парков» (с. 229–230).

В оценке красоты японских гор (вулканов) Тэрада идет вслед за традицией и поэтическими восторгами Сига Сигэтака. В то же время взгляд Тэрада более рационалистичен, он видит не только красоту природы, но и угрозу человеку с ее стороны.

Однако с этого места поэтическо-дидактическое начало побеждает начало строго научное и мы имеем дело уже не столько с ученым, сколько с мыслителем традиционного толка, который, находясь под воздействием господствовавшей в то время универсальной семейной метафоры, наконец-то обнаружил, где еще ее можно применить. Тэрада достаточно объективно охарактеризовал особенности японской природы, не забыв при этом упомянуть и про разрушительные для человека последствия стихийных бедствий. Однако ему очень хотелось перевести эти отрицательные характеристики в положительный ряд. Но как сделать это? И за игрой бездушных стихий Тэрада Торахико увидел воспитательную функцию природы, в чем можно увидеть его реальный вклад в осмысление японской природы и создание ее мыслительной модели.

Автор придает японской природе двуединую сущность, характеризуя ее и как «добрую мать», и как «строгого отца». В то время, когда жил Тэрада, именно такое распределение тендерных родительских ролей считалось идеальным для японской семьи. «Таким образом, наша родная японская земля, по которой мы ходим, – это, с одной стороны, "мать-земля", которая взращивает и воспитывает нас с помощью своей глубокой доброты и любви, а с другой – это "строгий отец", который своим непременным бичом-наказанием окорачивает наше сердце, с такой легкостью впадающее в легкомыслие. Правильное сочетание строгости отца и доброты матери – только в такой стране возможно высочайшее развитие культуры» (с. 230).

Тэрада продолжает развертывать метафору. Раз природа несет родительское начало, то она наставник, ее следует «слушаться», т. е. к ней приспосабливаться. И разве можно восставать против родителей и учителей? В этом отношении традиционная Япония являет собой полную противоположность Западу с его идеей противостояния человека и природы, стремлением человека «покорить природу».

Тэрада утверждает, что желание «покорить природу» развилось на Западе потому, что там иная среда обитания, которая не в состоянии играть родительскую роль. Природные условия там неблагоприятны и не позволяют видеть в природе добрую мать. Землетрясений и тайфунов там тоже не случается, а потому европейцы не страшатся природы-отца. А раз нет страха, то люди и позволяют себе думать о природе как о феномене, который можно и должно подчинить человеческой воле. Однако нынешние японцы чересчур увлеклись западными обыкновениями, идеями, технологиями. И поэтому природа-отец наказывает их. Раньше японцы глубоко задумывались о том, где и как возводить свои постройки исходя из требований безопасности. Теперь же они строят их где попало и как попало. На место двухэтажных деревянных домов, приспособленных противостоять тайфунам и землетрясениям, пришли многоэтажные здания из кирпича и бетона. Результат? Катастрофические последствия тайфуна 1934 г. (тогда было разрушено 40 тысяч домов и погибли 2702 человека), сотни погибших из-за ливневых дождей и тайфунов в 1935 г. Дома западного типа предназначены для другого климата, а потому для Японии они не годятся не только в экстремальных ситуациях, но и при самой обычной японской погоде – в таких домах жарко летом и холодно зимой.

По сходным соображениям западная одежда тоже не подходит японцам – она рассчитана на влажную зиму и сухое лето, в то время как в Японии сухая зима и влажное лето. Здесь Тэрада допускает важную оговорку: экологичность японской одежды не доказана научно и японские ученые не озабочены этой проблемой, что свидетельствует о «нелепости» нынешней научной атмосферы. Таким образом, ученый автор явно подпадает под влияние своих эмоций и начинает занимать антинаучную позицию: он требует доказать теорему, которая в его понимании является аксиомой. Причем он требует доказательств не от науки вообще, а именно от японских ученых, подразумевая тем самым, что ученые других стран справиться с этой задачей не в состоянии (с. 240).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука