Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения

Циклический аспект времени понимался как правильное чередование четырех сезонов и обслуживался как обрядами годового цикла, так и экстренными ритуалами. В этих ритуалах главными действующими лицами были или сам император, или же назначенные им чиновники, которым он делегировал свои полномочия. Основные сезонные обряды называли «четыре времени», они имели синтоистско-даосское происхождение и были направлены на обеспечение правильного хода времени, не нарушаемого природными катаклизмами[137].

В случае появления отклонений от идеального порядка их причину искали в социальной сфере, неправильном поведении людей. В качестве теоретического обоснования взаимозависимости между социальными и природными процессами использовалось конфуцианское убеждение в существовании такой корреляции. Третья статья «Уложения в семнадцати статьях» (604 г.) знаменитого принца Сётоку-тайси (574–622) формулирует это положение следующим образом: «Получив повеление государя, непременно последуй ему. Господин – это Небо, слуга – это Земля. Небо покрывает, Земля поддерживает. [Когда это так], четыре времени года сменяют друг друга, а десять тысяч сил природы находятся в согласии. Если Земля вознамерится покрыть Небо, наступит крушение»[138].

Связка государь-природа образовывала в сознании древних японцев нерасторжимую пару. Описание природных аномалий – это порицание власти, похвала природе – это похвала государю. Образ государя должен был ассоциироваться в сознании подданных с положительными и радостными природными явлениями. В пространном поэтическом (песенном) поздравлении на японском языке, поднесенном государю Ниммё по случаю сорокалетия, его правление напрямую связывается с весной, когда радуются небесные и земные боги, когда обновляются (буквально «обновляют цвет») моря и горы, с новой силой зацветают слива и ива, когда подает голос камышовка (лучшая, по мнению японцев, певчая птица). Все они (а также сосна с обвитой вокруг нее глицинией и журавли) поздравляют императора и желают ему долгих лет правления и жизни. Разумеется, и буддийские монахи, сочинившие эту песню, также покорно («как подогнувший ноги олень») присоединяются к природному хору[139].

Воспевание природы происходило по преимуществу в поэтической форме. Вслед за Китаем в Японии полагали, что стихи являются магическим средством, приводящим космос – природу (Небо и Землю) и человека – в гармоничное состояние. Такое понимание роли поэзии (песенного действа) имело и местные основания. Об этом говорит, в частности, название архаического ритуала брачных игрищ утагаки – «песенная изгородь», т. е. исполнение этих песен создавало сакральную территорию, отгороженную песней от профанного мира.

Хваля природу, поэт хвалил и правителя. За особенно удачное стихотворение император мог немедленно повысить в ранге. Так случилось с Хэгури-но Асоми Кадзэмаро. Он сложил: «Что за ветер переплел метелки мисканта, что растет на большом острове [в пруду государева сада Синсэнъэн]?» В этом стихотворении всемогущий император уподобляется ветру, а сам стихотворец – послушной ему траве[140]. Порядок природный и порядок социальный мыслились как явления, между собой связанные.

Когда государь Сага во второй луне 823 г. прибыл в столичное святилище Камо на «цветочный пир», он велел складывать китайские стихи на тему «Горное обиталище весной». Ни у кого не получалось сложить в рифму, и только местная жрица принцесса крови Утико сочинила:

Уединенная горная хижина – вода и деревья.
Паланкин бессмертного спустился к берегу пруда,
Лесная одинокая птаха узрела милость весны,
Озябшие цветы, укрывшиеся в лощине, потянулись на свет.
Рядом журчит ручей, первый гром раскатился.
Высоки горы – ясен день, вечером – дождь.
Еще жарче запылала моя благодарность,
Смогу ли за жизнь расплатиться с щедрым Небом?

Казалось бы, в невинной теме, предложенной Сага, нет ничего «государственного». Тем не менее сообразительная принцесса, которая, как свидетельствует хроника, была начитана (величайшая редкость для женщины!) в «Исторических записках» Сыма Цяня и в «Истории династии Хань», верно понимает задание и приравнивает визит императора к приходу весны. Складывать такие стихи – род беспорочной службы. Императору и вправду стихи очень понравились, он присвоил принцессе ранг и пожаловал ей кормовые дворы[141].