Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения

Весьма часто день праздника долголетия приходился на сезон тайфунов, т. е. проливных дождей и ураганов, однако император приказывал придворным сочинять стихи о благодатной росе, прекрасных орхидеях, «осеннем ветерке» (акикадзэ), или же о летних цикадах[171]. Последнее сообщение выглядит особенно впечатляюще, поскольку в записях хроники ему предшествуют сведения об ужасных штормах, в которые угодило японское посольство, которое безуспешно пыталось добраться до Китая. А в 848 г. после достаточно разрушительного землетрясения в 8-й луне хлынули проливные дожди, вызвавшие катастрофическое наводнение – смывало мосты, сбивало с ног людей и животных. Вода на столичных улицах поднималась до уровня полтора метра, власти раздавали рис и соль тем людям, которые были отрезаны от источников продовольственного снабжения. Но это бедствие не повлияло на проведение «праздника хризантем», его направленность и атмосферу. На сей раз император приказал сочинять стихи про «дождь, который омыл белые хризантемы»[172]. Обычно в случае подобных бедствий проводили моления по синтоистскому и буддийскому образцу. Однако на сей раз хроника их не фиксирует. По всей вероятности, посчитали, что магии стихового действа с его направленностью на упорядочивание природной стихии окажется вполне достаточно.

Огата Гэкко. Хаги

Если в день коллективного сочинения стихов нужного по сезону природного (канонического) явления по какой-то причине недоставало, император реализовывал свое жреческо-поэтическое право вызывать это явление. Государь Камму на пиру, проходившем в дворцовом саду, сочиняет стихотворение-приказ такого содержания: хоть тебе и положено сегодня куковать, кукушка, но ты молчишь; и все-таки подай голос, чтобы люди, собравшиеся на пир, могли услышать тебя[173].

Показательно, что официальная историческая хроника считает нужным привести этот «проходной» эпизод. Но он был важен для самих носителей культуры, ибо свидетельствовал о программных потенциях и амбициях государя. Наблюдая за природой и «подправляя» ее до запрограммированного образца, государь тем самым демонстрировал свою лояльность Небу и его сезонным принципам. Это была разновидность молитвы, адресованной Небу, которое, бывало, откликалось на нее.

В другом эпизоде, приводимом в хронике, отправившийся на соколиную охоту император Камму сочиняет во время вечернего пира стихотворение, в котором выражает недоумение по поводу того, что не слышит голоса оленя (дело происходит осенью, во время оленьего гона) и отказывается вернуться во дворец, пока не услышит звука его голоса (на самом деле рёва, но японцы деликатно обозначали его тем же глаголом – «наку», что и пение птиц, и стрекот цикад). И действительно, после оглашения стихотворения олень немедленно подает голос, и обрадованный государь велит сопровождающим слагать соответствующие стихи, а потом со спокойной душой возвращается во дворец[174].

Такая система сочинительства (пир и сочинительство на заданную тему) клонировалась и на частном уровне – в домах влиятельных сановников. Идея подношения стихов хозяину гостями и пожалования подарков хозяином, т. е. установление (подтверждение) социальной иерархии, присутствует и там. Таким образом, сочинительство в частных домах также осуществлялось в соответствии с каноном, принятым при дворе. Идеальная природа служила в этом каноне точкой отсчета, мерилом, эталоном. Изображению идеальной природы способствовало и само место проведения коллективного поэтического сборища. Очень часто это был сад, который сам по себе является моделью идеальной природы. Тогдашние поэты обладали прекрасным воображением. Находясь в Ёсино, они с легкостью представляли себе китайские пейзажи, которые никогда не видели. Частное поэтическое сочинительство служило подготовительным этапом для создания императорской антологии.

Стихи «Кокинсю» маркируют важные изменения в восприятии среды личного обитания. Реальная жизнь аристократов приобретает все более интерьерный характер, она все больше ограничивается узким пространством дворца, усадьбы, сада. Символом таких изменений становится транспорт – если раньше конное путешествие было делом обычным, то теперь ему на смену все чаще приходит повозка, запряженная волом, или же паланкин. На смену глаголам движения («Манъёсю») в «Кокинсю» все чаще приходит глагол «мацу», обозначающий процесс неподвижного ожидания в некоем фиксированном месте. Поэты ждут наступления весны, цветения в своем саду, любви… Именно в это время начинает формироваться «близорукость» японской культуры – особенность культурно обусловленного зрения, которое фокусируется на ближних объектах, но игнорирует объекты, расположенные вдали.