Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Ноин много путешествовал по стране, он составил «полный» список мэйсё, однако в реальном придворном обороте их насчитывалось намного меньше. Причем их количество имеет тенденцию к сокращению. В антологии «Манъёсю» содержится упоминание около 700 различных топонимов (в наших подсчетах повторное употребление топонимов не учитывалось), которые расположены практически во всех провинциях страны[178]. Поскольку в этой антологии собрано около 4500 стихотворений, то соотношение стихотворение/ топоним составляет приблизительно 6,4. Однако уже в «Кокинсю» разнообразие топонимов заметно сокращается. Мы насчитали их около 130 на 1140 стихотворений этой антологии, т. е. один топоним приходится на 8,8 стихотворения. При этом в антологии полностью отсутствуют топонимы, расположенные в провинциях к югу-западу («западу» в традиционной японской системе ориентации) от столицы. Именно за счет этого отсечения и уменьшается разнообразие тех мест, которые признаются подходящими для поэтического воспевания. Причины такого отсечения юго-запада страны (и в особенности имевшего большое стратегическое значение острова Кюсю) не совсем понятны и требуют специального изучения и объяснения. Возможно, здесь сыграло свою роль наблюдаемое в период Хэйан сокращение контактов с Китаем и Кореей (эти контакты осуществлялись через остров Кюсю, откуда отправлялись японские посольства и куда прибывали посольства иностранные). Один из возможных путей объяснения связан, возможно, с тем, что «восток» имеет в культуре более благоприятные значения, связанные со светом и весной. Можно также предположить, что популярность северо-восточной Японии в поэтической традиции связана с авторитетом в среде аристократов повести в стихах «Исэ моногатари», главный герой которой Аривара Нарихира совершил путешествие в эти места (в частности, он видел и гору Фудзи). Важно отметить, что в делах управления страной западный регион вовсе не теряет своего значения. Таким образом, мы наблюдаем чрезвычайно интересную картину отделения культурно-поэтической сферы от сферы управленческой, каждая из них продолжает существование по собственным законам.


Огата Гэкко. Аривара Нарихира


Парадоксально, но личный топонимический список Ноина намного полнее, чем аналогичный список императорской, т. е. государственной, антологии. Этот факт свидетельствует о том, что отдельные представители японской культуры могли осваивать намного более обширную природную среду, чем это делал тот круг аристократов, который считал себя воплощением страны и государства.

Весьма часто поэты черпали свое «вдохновение» не в реальной природе, а в ее заменителях (моделях). В частности, это касается пейзажей, изображенных на ширмах. Связь между реалиями природы, поэзии и живописи хорошо видна по поэтическому действу, устроенному в усадьбе Фудзивара Митинага. Его участникам была предложена тема «Горы, которые похожи на ширму»[179].

Пейзажи на ширмах считались полноценными заменителями природно-божественных реалий (поэтому и в настоящее время в синтоистских святилищах и буддийских храмах зачастую хранятся ширмы и живописные свитки с изображением самых обычных пейзажей)[180]. Эти ширмы, на которые были нанесены стихотворные тексты, хранили в дворцовых кладовых. Они были разборными, их створки привязывали друг к другу шнуром, во время ритуалов и церемоний использовали различные их наборы. В случае государевых ритуалов (в частности, интронизационных) ими обставляли государя с трех сторон, с четвертой (южной) находились его царедворцы. Такая организация интерьерного пространства копировала устройство столицы, которая, в свою очередь, воспроизводила идеальный природный порядок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука