Терракотовая фреска

– А у тебя хоть одно предположение есть – что же именно искали?

– Предположений нет, есть только предчувствие. Мне кажется, что им нужны были недостающие звенья в цепи. Все основное у Штольца было, это факт, иначе он бы не стал эту экспедицию организовывать, тем более, что дело это непростое. Последнее, что их сдерживало, была фреска, которая хранилась у Кацебовского. Я абсолютно уверен, что убитый Штольцем антиквар – прямой наследник того самого доктора Кацебо. Когда он сбежал от твоего деда, несомненно, кое-что прихватил. Но, как оказалось, не все. Поэтому те, кто здесь похозяйничал, знали, что и где искать. Вот это меня и беспокоит более всего. Откуда они могли с такой уверенность знать, что бумаги деда хранятся на даче? Думай, Паша, анализируй.

Павел стал вспоминать все, что рассказывала ему бабуля. Добрая, милая, такая же рыжая, как он. Внук был очень сильно похож именно на нее. От внешности мамы, которая была точной копией своего отца Павла Петровича Ремизова, ему ничего не перепало.

Бабуля души не чаяла в своем внуке, обожала, баловала, воспитывала. На ночь она рассказывала ему не о царевне-лягушке или бременских музыкантах, а о приключениях Улисса или о подвигах Геракла, да так интересно, что он никак не хотел засыпать, не дойдя до двенадцатого подвига. О своем муже Ольга Петровна редко рассказывала внуку, как и о времени, проведенном в лагере Шробенгауз недалеко от города Мюнхена. Слишком тяжелы для нее были эти воспоминания. А вот о поисках терракотовой фрески Павел кое-что слышал. Случайно. Рассказ не предназначался для его ушей.

Глава седьмая

Ольга Петровна сидела, как обычно по вечерам, за своей новенькой «Ятранью», печатая доклад к заседанию кафедры. Было уже поздно, десятый час вечера, а Маруся с работы еще не пришла. Она очень переживала за дочь в последнее время. Мало того, что на работе в ателье, начались непонятные вещи – председатель профкома закройщица Клава, начитавшись разных умных статей, вдруг стала привязываться к Марусе с идеей приватизации ателье, отчего весь коллектив гудел, как улей. Так еще и на личном фронте у нее были серьезные проблемы. Ее кавалер – художник Славик, который жил вместе с ними уже второй год, надумал делить квартиру, принадлежащую Ольге Петровне. Своей «творец», по совместительству художник-декоратор в драмтеатре, не имел.

Естественно, особой радости по поводу притязаний Славика, Ольга Петровна не испытывала, но и особенно не унывала, всякий раз игнорируя высказывания оного о том, что художнику нужно пространство, а в их огромной квартире, где много места, но мало комнат – всего-то три, он не может работать. Она лишь предлагала ему самостоятельно приобрести жилье или хотя бы получить мастерскую от Союза художников, членом которого он и являлся уже энное количество лет. На этот аргумент ему нечего было возразить.

Но в последнее время Славик тактику нажима на Марусю изменил – он стал дарить ей цветы, подарки, например, крем «Пани Валевска» в чудной синенькой баночке, и откровенно звать замуж. Маруся растерялась – ей никто никогда не предлагал руку и сердце после того, как у нее родился Павлик. Мальчик появился на свет, когда Маруся с Александром жили в гражданском браке и не помышляли о том, чтобы расписаться. После рождения Павлика, Саша стал реже появляться дома, а потом и вовсе исчез, оставив ребенку только свою фамилию и отчество. В свидетельстве о рождении, в графе «отец» у Павлика значится жирный прочерк в виде буквы Z, перечеркнутой посередине. Но Ольга Петровна все же больше любила скромного задумчивого Александра, чем напыщенного, самовлюбленного Славика.

Маруся после внезапного исчезновения Александра растерялась. Если такой порядочный, внимательный мужчина, каким был Александр, вдруг исчез – значит, с ней что-то не так. Эта мысль преследовала ее долгое время. Она стала навязчивой идеей. Чтобы как-то отвлечься, Маруся стала допоздна задерживаться в ателье, иногда забегала с девчонками в кафешку… Полюбила коньячок. Ну так, в небольших количествах, чтобы не думать о том, что она никому не нужна, что от нее мужчина сбежал.

А потом ей подвернулся Славик. Талантливый, несчастный, как все непризнанные гении… Предложил пожениться. Замуж ей очень хотелось, а вот маму расстраивать – нет. А без ее согласия продать квартиру и купить две новые – для мамы с Павликом и для Марины со Славиком – было невозможно. В общем, ситуация была, как в известном афоризме Аркадия Райкина: «Одни говорят, не будь дураком – женись. Другие – не будь дураком, не женись. И как тут не быть дураком?!»

В дверь постучали. Ольга Петровна вздрогнула от неожиданного стука. Звонок работал исправно, почему в дверь постучали? Подошла к двери, надеясь, что стучит Маруся, не пожелавшая звонком будить Павлика, и не спросив: «Кто?», открыла дверь.