Терракотовые дни

Среди прочего в госпиталь просочилось — раненый майор собственноручно уничтожил пулеметный расчет, и сейчас представлен к высокой награде.

Свою роль сыграли и другие, уже затянувшиеся раны. Очень скоро о майоре стали складывать легенды, наделять его чуть не всеми существующими добродетелями.

— Интересно, — шептали медсестры, — а у него есть невеста?..

Обручального кольца у него не было. Было иное, тяжелое, платиновое с мелким красным камушком. На кольцо не позарились санитары, очевидно, приняв его за железное. Ну а дальше оно стало частью легенды, и покуситься на него было святотатственно. Что это кольцо значило? Говорили, будто майору его подарила шведская принцесса, в благодарность за спасение. Ну разве среди этого безумия не могли себе позволить молоденькие сестрички капельку романтики?..

…А что, медсестер можно понять: мужчиной он был совсем не старым: может быть, немножко за тридцать. Такой еще до Нового Года может стать подполковником. А там, отзовут в академию и всего шажок до полковника. Ну а дальше — генерал… Ах, как хотелось медсестрам стать генеральшами…

А этот станет генералом! Если не убьют, конечно. А такого не убьют…

Он, не иначе, как бессмертный…

* * *

Майор осмотрелся и остался недоволен.

Попытался подняться — у него это не получилось. Это разозлило его еще больше.

Подошел позванный доктор, сел на краешек кровати.

— Который сейчас год, — тихо, но вполне отчетливо прошептал майор.

— С утра был сорок первый…

— А завтра какой будет? Какой сейчас месяц?

— Октябрь.

Раненый едва заметно кивнул.

— Помните как вас зовут?.. — спросил врач. Вопрос был будто бы лишним — контузии вроде бы не было. Но после такой комы можно было ожидать всякого.

— Помню… Николай… Гу… Гусев…

— Отлично, товарищ майор. Мы подымим вас на ноги. Я постараюсь, чтоб первым поездом вас эвакуировали в глубокий тыл.

— Куда?

— Ну, например, в Ташкент… Там тепло, нет бомбежек. Отдохнете, наберетесь сил…

Чуть не в первый раз раненый застонал.

* * *

Солнце убегало на запад — прорывалось через все фронта, отрывалось от авиации всех наций — со звездами на фюзеляже, с крестами, кругами и опять со звездами, но уже другими.

За солнцем, теряя звезды, неслась ночь. Луна светила скупо, видимо по нормам военного времени.

В темноте мир казался иным — все заливалось черной краской, смерть в ней была не такой заметной.

Спали города сном будто даже еще более крепким, чем до войны. Ибо огонь стал дорог: керосин влетал в копеечку, а по незанавешенному окну могли запросто отбомбиться.

И люди старались ложиться спать пораньше, закрыть глаза, забыть эту войну, проспать как можно больше, оставаться в небытие, в неведенье как можно больше.

И постараться умереть своей смертью. Во сне…

* * *

Утро выдалось на славу. Солнечное, развеселое, будто не осень, а самая что ни на есть весна. Но на него было хорошо смотреть из окна тепло натопленной хаты, поскольку на улице было прохладно.