— Все равно не пойму — а нам-то с того что за печаль. Сбросили разведчика — пусть его контрразведка и ловит. Или мы там будем подрабатывать на полставки, факультативно?
— А дело-то нам есть. Смотрите…
С ловкостью мага или карточного шулера, Ланге вытащил из воздуха сторублевую купюру.
Затем из-за отворота воротника Бойко извлек билет в десять оккупационных марок и добавил к ним другие десять марок — с атрибутами Рейхсбанка.
— Смотрите… — повторил он. — Рубли вам, конечно, знакомы. Немецкие марки запрещены к хождению на оккупированных территориях. Вместо них используются марки оккупационные, иначе кредитные билеты, которые, по большому счету, и деньгами не являются… А вот скажите, что у них общего?.. Можете рассмотреть получше.
Бойко не стал даже притрагиваться.
— Они все фальшивые.
— Отлично! А как вы догадались?..
— На сгибе рубля вытерлась краска. Подделка среднего пошиба…
— Ну да, ну да… Фальшивка.[20]
А вот еще экземпляр. Взгляните, — аккуратно извлек из портмоне новенькую хрустящую купюру.Бойко аккуратно принял ее себе в руки. Осмотрел внимательно. Со всех сторон.
— Можно согнуть?..
Ланге кивнул. Бойко так и сделал. Согнул жестоко, ногтями скользнул по сгибу. Провел купюрой по щеке, понюхал ее. Кивнул.
— Это подделка либо очень высокого класса… Либо вовсе не подделка.
— Вот именно. Эти деньги самые, что ни на есть настоящие. Как известно, советские деньги на базаре продолжают ходить, хоть и не по прежнему курсу. Поэтому, когда присылают парашютиста, у них не болит голова, где брать рейхсмарки — ему просто печатают фальшивые кредитные билеты. Выдают поддельные советские рубли. А если не хотят рисковать агентом — деньги только что из-под печатного пресса. Эта купюра была в ходу никак не больше трех дней. А скорей всего — еще меньше…
— К чему это вы все мне говорите.
Ланге задумался, но ненадолго.
— Это я к чему сказал… И когда в следующий раз вы поймаете кого-то на базаре с фальшивыми деньгами, то знать не будете — преступник это или, как вы выражаетесь, патриот. Все смешалось — и преступник, и подпольщик использует одни и те же методы. И что характерно — с одними и теми же итогами. Ну что, решили что-то для себя?
— Решил, — кивнул Бойко.
— Что именно?..
— Я больше фальшивомонетчиков не ловлю.
Ланге махнул на него рукой почти зло:
— Да ну вас…
Управа
У Бойко появился свой кабинет. Неплохая комната на втором этаже, окнами на улицу. Стол, два стула, два шкафа — платяной и для бумаг.
Правда, за окном шумела совсем иная улица, нежели за окнами кабинета Ланге.
Да и "шумела" — громко сказано. Улица Спартака была хоть и центральной, но совсем тихой. Что характерно — ее, вероятно, не переименовывали со времен основания. Для основателей города Спартак был античным героем. Большевики сочли Спартака борцом за права угнетенных, нацисты[21]
— древним Арием.На этой улице, в бывшем здании дома-музея видного революционера, товарища Миронова, немцы открыли Управу.
Долгое время в здании было только двое чиновников: бургомистром назначили профессора истории Аркадия Кирьякулова. Что касается Бойко, то тут подсуетился Ланге: узнав, что в Управе будет выделен пост начальника вспомогательной полиции, он вытребовал это место для Бойко.
С той поры он совмещал две должности — в комендатуре являлся помощником Ланге, в Управе якобы возглавлял вспомогательную полицию. Первым своим распоряжением Владимир назначил своим заместителем Зотова, который этой полицией и руководил.
Впрочем, какая-то польза от управы все же была. Худо-бедно заработал отдел народного образования, в санитарный отдел врачи полевого госпиталя стали передавать перевязочный материал и не слишком просроченные лекарства.
В самой управе Кирьякулов самоназначил себя главой иного отдела, почти по своему профилю: культуры и просвещения.
Почему-то немцы под просвещением понимали все больше пропаганду.
…Часто в здание привозили перевязанные шпагатом тюки с листовками и газетами, кои надо было распространить.
— Куда складывать? — спрашивал посыльный.
— Да чего уж там, давай сразу к печке, — отвечал Кирьякулов, — чего два раза перекладывать?
Агитматериал, в отличии скажем, от провианта, поступал регулярно. Распространялся он в тот год бесплатно, да и, по большому счету, даром никому не был нужен. Сбили стенд, на который стали наклеивать номера газет, к нему прибили ящик, где лежали листовки, прокламации. Но Кирьякулов, аккуратно наклеив очередной номер прокламаций, клал всего-ничего, дескать, народ активен и уже все разобрал.
Остатком макулатуры растапливал печь.
Столовым ножом Кирьякулов взрезал шпагат. Пачка будто оживала, набухала. Прежде, чем скомкать и запихнуть лист в печку, бургомистр все же пролистывал номера, пытаясь выискать что-то интересное. Такое, как ни странно, было, например, с первой газетой, которая пришла в управу.
Одна статья вызвала у кого-то смех, у кого-то недоумение. Рассказывалось о подъеме производства в одной артели Киева. О том, что товар востребованный, производство расширяется, имеется пакет заказов. Все бы было хорошо, если бы артель эта не производила гробы.