Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография

Что же случилось? Терри часто утверждал, что его уволил Прайс. Хотя при этом сам не раз говорил, что Прайс постоянно увольнял всех без разбора, и часто не всерьез, в порыве чувств. Иногда уволить могли просто потому, что сегодня твоя очередь для публичной порки. Более того, увольнения Прайса были столь многочисленны, что он забывал, кого уже прогнал, а кого нет, и сотрудники быстро заметили, что если просто снова прийти на следующий день, велика вероятность, что продолжишь работать дальше как ни в чем не бывало⁸. По словам Лин, Прайс увольнял Терри не раз и не два, а целых три. А значит, в первые два раза Терри возвращался и продолжал. Но не в третий.

«Меня подводило здоровье», – признался Терри. Его начал беспокоить желудок, пару раз он, судя по всему, терял сознание. Во время одной особенно накаленной конфронтации он упал в обморок на ковер прямо перед Прайсом, который безразлично произнес: «Кто-нибудь, унесите отсюда тело»⁹. По словам Лин, в тот раз Терри ходил в больницу, чтобы убедиться, что это не инсульт и не сердечный приступ. Ему поставили диагноз «стресс», и найти источник этого стресса было не так уж сложно.

Отсюда – не самое полюбовное расставание Терри с Western Daily Press. Еще добрых три четверти года он не напишет для газет ни слова.

* * *

В каком-то смысле лучшего времени для периода затишья, когда можно побыть дома и зализать раны, было не придумать. Им предстояло обустроить новое жилище.

Терри и Лин недолго пользовались добротой и свободной спальней Дяди Реджа в Ноул-Уэсте. Поиски жилья, представлявшие собой вылазки в выходные в сельскую местность на оливковом «Моррисе», скоро привели их к дому, который они и хотели, и могли купить: это был маленький приземистый коттедж восемнадцатого века, ранее принадлежавший отошедшему от дел священнику и его супруге, в маленькой сомерсетской деревеньке Роуберроу в Мендипских холмах, милях в пятнадцати к югу от Бристоля. Назывался он Гейз-коттедж. Когда-то его крыша была соломенной, теперь – черепичной, а еще когда-то здесь находился магазин сладостей, чем объяснялось огромное окно на первом этаже; вид из главной спальни охватывал всю долину до самого древнего форта Доулбери-Уоррен на холме. Терри говорил, это сильно напоминало о доме его детства в Фоти-Грине.

Особенно эти воспоминания, должно быть, подпитывала ветхость дома – до смертоубийственной черепицы, как в первом доме Терри, впрочем, не доходило, но в целом состояние было плачевным. Лин и Терри переехали ненастной зимой 1970 года, и насколько в коттедже может быть холодно, особенно по ночам, Терри выяснил однажды утром, когда проснулся и обнаружил, что его борода покрылась хрустящим инеем. Если раньше они этого не понимали, то теперь поняли: над домом еще работать и работать. Хорошая новость – они смогли получить от местной управы грант на ремонт. Плохая – необходимые работы сожрут этот грант, не поперхнувшись, и потребуют добавки.

Для начала требовалось заменить все двери. И потолки. Да и вообще в доме не нашлось бы того, что не надо было бы заменить или хотя бы подновить, – за исключением железных колец на наружной стене. Задолго до того, как стать жилищем священника, Гейз-коттедж принадлежал извозчику, поэтому в кирпичную кладку в правой части фасада вделали два кольца – «звенья извозчика», как это называлось, – диаметром дюйма в три, к которым извозчик привязывал лошадей. Через века прошел наказ – или, по крайней мере, так говорили местные в долине, – ни в коем случае не избавляться от колец, а иначе… ну, пожалуй, лучше и не знать, что за страшное историческое возмездие обрушится на дом. Пратчетты уж точно не собирались идти наперекор традиции, и на протяжении всего их владения домом кольца оставались доступны любому, кому понадобятся, из какого бы исторического периода он ни прибыл. Лин вспоминает, что, когда они с Терри лежали в постели по ночам, им иногда слышался шум, издаваемый, как они говорили между собой, «лошадьми-призраками».

И это, кстати, не единственный потусторонний звук, каким Гейз-коттедж встретил новых владельцев. У Терри и Лин сложилось стойкое впечатление, что живший здесь раньше священник так и остался в доме – в той или иной форме. Однажды утром, около восьми, когда Терри уже ушел на работу, Лин услышала, как в комнату вошло тиканье, приблизилось к камину, а потом вышло через окно. Когда она рассказала об этом соседям, те ответили, что она, должно быть, слышала карманные часы бывшего хозяина коттеджа, и прозаически предположили, что ему стало интересно, чем она там занимается. Пратчетты прозвали его Преб – сокращение от «пребендарий» – и в следующие годы время от времени слышали тиканье его часов.