Я не знаю, как правильно написать: день шестой или тридцать шестой, ведь я не вела дневник месяц. Мне было очень плохо. Иногда я не могла даже встать с кровати, поэтому говорила, что болею. Мама ругалась и обвиняла меня в притворстве, потому что у меня не было ни соплей, ни
Это очень сложно. Я часто слышу от людей, что они в
В такие дни тяжело думать и двигаться. Реальность как бы расплывается перед глазами, и ты не успеваешь ни за чем. Тело становится тяжелым, как будто надеваешь металлический костюм, который тянет тебя на дно. Делать что-либо в этом состоянии просто невозможно. Когда я прихожу на учебу в такие дни, то просто кладу голову на руки и молча дремлю, хотя от ломоты в теле и душе хочется стонать. Мне очень плохо, но никто мне не верит. Мама думает, что я все придумываю, чтобы ко мне было такое же отношение, как к Эльдару. А я не хочу, чтобы ко мне относились, как к Эльдару.
В эти дни мне не хочется разговаривать. Акита чувствует это и поэтому молчит. Он единственный человек, который меня понимает.
В выходные я много лежу в кровати, но не сплю. Мама говорит, что я просто ленюсь, и из меня не получится в будущем ничего хорошего. Но я же не специально! Мне ведь плохо, но никто не верит мне.
Как говорит Акита:
День седьмой. Я решила нумеровать именно те дни, когда пишу в дневник, а не вообще. Сегодня мне совсем хорошо. Надеюсь, это продлится дольше, чем обычно. Очень хочется погулять с друзьями. В плохие дни я не могу гулять с друзьями. Мне дурно от этого. Но сегодня выходной и хорошее настроение. Я бы могла погулять с Акитой и ребятами. Мне бы этого очень хотелось.
Недавно Эльдар поджог свою кровать, и я очень испугалась. Я спряталась в шкафу, но дым проникал и туда. Дышать было совсем трудно, и я думала, что мы сгорим. Эльдара забрали врачи и уже две недели не отпускают домой. Надеюсь, ему там станет лучше. Как бы я хотела нормальную семью.
Но сегодня это меня беспокоит не так сильно. Сегодня мне хорошо. Я снова надела мамино платье – на этот раз красное. Оно немного лучше, но тоже некрасивое. Надеюсь, когда-нибудь у меня будут красивые платья. Когда-нибудь я выздоровею, и мне всегда будет хорошо. И однажды я заведу нормальную семью. Ну а сейчас пора заканчивать. Мама кричит:
Мама злится. Надо спешить.
Снимаю мамино платье. Надеваю черные джинсы и черную футболку. Стягиваю голубую резинку и распускаю черные волосы до плеч. Кричу маме:
10.2021
18. Вырезано цензурой
Я вышел из душа. Начисто побрился, уложил назад светлые волосы и прошелся руками, сбрызнутыми туалетной водой, по коротко подстриженным вискам и затылку. Надел линзы, которые, казалось, усиливали блеск и сияние моих ярко-голубых глаз. Вставил черные серьги-кольца в оба уха. Надел бледно-васильковый клетчатый костюм-тройку с белой рубашкой. Еще раз обдал себя из черного флакона Bleu de Chanel. Запрыгнул в коричневые туфли, купленные вчера, и спустился на парковку, по дороге поправляя узкий галстук кобальтового цвета и улыбаясь своему отражению в большом зеркале лифта.
Сегодня особенный вечер – надо быть максимально впечатляющим. Я остановился напротив трех парковочных мест, принадлежащих мне. Черный мотоцикл с красными дисками, что я скромно именую «Черной вдовой», черный «Гелендваген» на серебристых дисках и серебристая «камри», приобретенная на черный день.
Я выбрал «гелик» и поехал за Даной.