Немного погодя дверь открывается и входит Алексей Михайлович. Чисто выбритого механика вполне можно принять за студента. Ему бы сидеть, ссутулившись, за последней партой и чертить в воображении схемы двигателей, а не нести на своих плечах груз ответственности за безопасность целого поезда. Грей отворачивается со смутным чувством неловкости и слышит, как механик что-то говорит стюарду на странной смеси языков, с помощью которой общаются между собой члены поездной команды, а затем звякает ящиком с инструментами.
Грей продолжает осматривать полки, пока не находит нужную книгу – «Историю железнодорожных мостов Европы». Осторожно вынимает из кармана конверт и кладет между первыми страницами. «Никто не возьмет в руки эту книгу, – уверял его механик. – Самое подходящее место». Грей с нажимом закрывает книгу, ощущая, насколько толще она стала из-за конверта.
В конверте лежат почти все деньги, что у него оставались.
Сам Бог свел Грея с этим молодым механиком. Пять месяцев назад его, разгромленного и обессиленного, прибило к недружелюбным берегам офиса Транссибирской компании в Пекине, где он скитался по коридорам в тщетных попытках встретиться с кем-нибудь из руководства и объяснить, что необходимо снова отправить экспресс в рейс, что нельзя лишать путешественников возможности быстро вернуться в Европу. Но офис был наводнен всевозможным сбродом, люди толкались и орали, двери то и дело захлопывались перед носом Грея. Удалось лишь пробиться к младшему клерку, который осведомился, почему бы Грею просто не вернуться домой тем же путем, которым он сюда прибыл. «Уверен, вы человек состоятельный, раз позволили себе такое далекое путешествие ради удовольствия».
Грею хотелось разрыдаться. Хотелось схватить наглеца за лацканы и как следует встряхнуть. Но боль в желудке усиливалась с каждым днем, и он едва смог проковылять к выходу из убогого тесного кабинета и только за дверью рухнул без чувств на мраморный пол.
Открыв глаза, он увидел молодого человека в униформе Транссибирской компании, склонившегося над ним со стаканом воды. Мимо текла река безразличных к участи Грея людей, зато парень взялся проводить его в больницу для иностранцев, где тот провалился в беспокойный сон.
Ему грезилось, что поезд увез его далеко в Запустенье и остановился посреди безбрежного океана мягко колышущейся травы. Дверь открылась от легчайшего прикосновения, и он вышел навстречу тишине и покою, дарованному ему Господом. Вокруг в совершенной гармонии жужжали насекомые, тысячи птиц величаво кружили в небе, неспешно взмахивая крыльями. «Эдем, – подумал он. – Многообразие форм – главное чудо мироздания».
Когда лихорадка спала и он смог сесть на постели, врачи заявили, что ему следует больше заботиться о себе. Он с готовностью согласился и пообещал, что будет бережно относиться к своему телу и разуму, поскольку они дарованы Всевышним. В нем разгоралась новая убежденность, он осознал, что Запустенье – не просто средство достижения цели, не просто опасность, которую необходимо испытать на себе, но и благоприятная возможность.
После выздоровления он на долгие месяцы погрузился в научный поиск, изучил все материалы о Запустенье, какие только сумел найти. Разумеется, в первую голову этой темой занималось Общество, применявшее откровенно дилетантский подход. По большей части это были вымороченные гипотезы, бедные ссылками статьи и записки сельских священников. Точные же научные сведения были попросту недоступны. Естественно, в первые годы трансформаций какие-то экспедиции отправлялись вглубь страны. Как ни крути, это в природе человека – стремление нанести на карту, собрать образцы, проникнуть в суть. Но ни одна экспедиция не вернулась, и вскоре было запрещено снаряжать новые. Исключительное право на доступ в Запустенье закрепила за собой компания, ее так называемые картографы. И они ревностно защищали свои находки, делясь мелкими крохами только с академическим журналом, который сами же издавали.
«Сколько открытий проходит мимо нас? – рассуждал Грей. – Какие возможности для изучения, для понимания? Много ли пользы от этой секретности для научного прогресса?»
Постепенно у него в голове начал складываться план. Одновременно он разыскал своего спасителя, оказавшегося механиком Транссибирского экспресса, и втерся в доверие, распивая с ним черри и обсуждая механику поезда.
Стараясь говорить простыми словами, понятными даже механику, Грей объяснил Алексею: он пришел к убеждению, что найдет в Запустенье подтверждения своей гипотезе о мимикрии – доказательства того, что внутри каждого существа заложено стремление к более совершенной форме. Именно это стремление и стоит за трансформациями. Запустенье можно постичь только одним способом – рассматривая его как безграничное полотно с иллюстрациями Божественного учения. Как новый Сад Эдема.