– А что вы скажете про Артемиса? – спрашивает Мария, глотнув вина, чтобы смягчить сухость в горле. – Кем бы он на самом деле ни был. Он… или она… действительно знает поезд, или же это просто шарлатан, торгующий сплетнями? Мне всегда безумно хотелось это узнать.
– Шарлатан, – без улыбки произносит капитан, прерывая напряженное молчание.
– Похоже на то, что Обществе в последнее время возникли разногласия, – говорит графиня. – Или даже раскол. После печальных событий прошлого рейса.
Это произносится как бы невзначай, но Мария замечает жесткий, испытующий взгляд. О, пожилая леди прекрасно понимает, что делает! И Мария видела карикатуры в газетах, буквально на днях: члены Общества изображены в виде мух в пасторских воротничках или дамских шляпках; они колют друг друга перьевыми ручками, а над ними в центре паутины, раскинувшейся на континенты, скалит зубы в широкой ухмылке уродливый раздувшийся паук в цилиндре. И все это под заголовком: «Водевиль перед ужином». О да, компания должна быть в восторге от раскола в Обществе Запустенья.
– В рядах членов Общества всегда боролись взаимно противоположные воззрения на Запустенье, – говорит Судзуки. – Чтобы понять это, достаточно почитать его журналы. И вполне объяснимо, что недавние события убедили некоторых: дальнейшее изучение Запустенья не просто невозможно, а недопустимо. И отсюда следует вполне здравая мысль: поставить под сомнение и тщательно проверить всю деятельность компании.
Мария подмечает, что он старается не встречаться взглядом с капитаном.
– Может быть, вам стоит более щедро поделиться собственными исследованиями, чтобы дать пищу этим, как вы выразились, здравым мыслям, – язвительно произносит Генри Грей.
Судзуки опускает глаза:
– Боюсь, вам придется обсудить это с компанией.
– Нельзя, однако, не отметить, что таинственный Артемис не объявлялся в последние месяцы, – продолжает графиня как ни в чем не бывало. – Я соскучилась по нему. Я так надеялась угодить под его перо, – добавляет она после паузы.
– После предыдущего рейса не вышло ни одной его колонки, – уточняет Мария и задумывается, не означает ли это, что Артемис – один из тех, кто уверился в недопустимости дальнейшего изучения Запустенья.
Пока стюарды очищают стол от пустых тарелок и приносят вазочки с желейными конфетами и засахаренными фруктами, разговор становится более оживленным. Жалюзи на окнах опущены, лампы зажжены. Если бы не размеренное движение экспресса, можно было бы представить себя в какой-нибудь городской гостиной. Если бы не странные волны напряжения вежду капитаном, механиком и картографом. Если бы эти люди не старались с таким усердием показать, что все в порядке.
Прием заканчивается поздно. Генри Грей предлагает графине проводить ее в первый класс, хотя Мария замечает, что он с большим интересом наблюдает за капитаном, погруженной в разговор с механиком. Грей морщит лоб, и Мария пытается угадать, о чем этот человек столь напряженно думает и нет ли у него причин сомневаться насчет капитана. Но удивляться этому не приходится, ученый и должен быть таким въедливым.
– Позвольте проводить вас, – говорит Марии картограф.
– Благодарю, – отвечает она.
Судзуки не берет ее под локоть, а просто идет рядом, заложив руки за спину. Решив, что таков обычай его народа, Мария мучительно вспоминает, что еще она читала о Японских островах. Однако на ум ничего не идет, ее отвлекает исходящий от картографа запах полировальной пасты, и сам он кажется таким же чистым и блестящим, как его инструменты. Возраст Судзуки определить трудно, но никак не должно быть далеко за тридцать. Худой и стройный, ростом он чуть выше Марии. Она хмурится, осознав, что рада его привычке держаться на расстоянии.
– Мария Петровна… – начинает Судзуки, но осекается. – Простите, я хочу спросить… – Он качает головой. – Может, мы с вами уже где-то встречались? Мне почему-то кажется, что мы знакомы.
Она пытается сохранять спокойствие, хотя уверена, что он способен прочитать выражение ее лица.
– К сожалению, не припоминаю.
– Это всецело моя ошибка, – торопливо произносит он. – Я должен извиниться перед вами. С последнего рейса прошло так много времени, что я отвык от цивилизованных манер.
– Вовсе нет, вы были очень вежливы весь вечер и ни разу не зевнули, несмотря на мои назойливые вопросы.
Мария понимает, что пора прощаться. Чем дольше они говорят, тем больше у картографа возможностей догадаться, почему она кажется знакомой. Но она ловит себя на том, что не хочет заканчивать беседу. Мария уже давно ни с кем не общалась так легко и свободно.
– Думаю, вы слишком долго были вынуждены полагаться на нашего друга Ростова. При всех его замечательных качествах, он связан некоторыми ограничениями в своих рассказах, – с улыбкой говорит Судзуки.