Территория книгоедства

Во-первых, мой друг Чертков, не одну собаку на фантастике съевший, сказал, что роман о роботах в литературе уже имеется. Написал его американец Айзек Азимов. Во-вторых, я прочитал в одной книжке… Впрочем, судите сами: «Мне вспоминается один курьезный пример. В те же годы западноевропейские ученые конструировали различные приборы для телемеханики. И непременно придавали им форму человека, называя их то „роботами“ – работниками, то „телевоксами“… Буржуа, теряя беспредельную власть над массой трудящихся, видя приближающуюся победу пролетариата, мечтали о механических людях, беспрекословно им повинующимся» (Лейтвег. QRD. Сверхгенеральный план радиофикации. М.: Изд-во НКПТ, 1930).

Получается, что человекоподобие роботов – всего лишь голос затаенной обиды вчерашнего рабовладельца, плантатора, утратившего былую власть и пытающегося отыграться на послушных ему во всем автоматах.

Это меняет дело. Добавляет момент этический. Ну не могу я, зная причину, почему они похожи на нас, браться за эту тему. Не тянется ни рука к перу, ни перо к бумаге. Лучше я напишу о космосе. Хороший большой роман. Научно-романтическую фантастику. Что-нибудь наподобие «Аэлиты». Про девушку, влюбленную в космонавта. Назову ее Эоэлла, а космонавта назову Уткиным. Хорошо бы, конечно, Гусевым, но Гусев уже был у Алексея Толстого.

Кк

Как избавиться от ненужных книг

Существуют разные способы избавиться от ненужных книг. Самый простой использует Сергей Носов: он, когда идет к кому-нибудь в гости, берет с собой в рюкзачке несколько предназначенных для ликвидации книжных особей и, уходя, оставляет их в самых неожиданных местах в квартире хозяев. Так, после очередного гостевания Носова у писателя Наля Подольского последний обнаружил в своей прихожей несколько томов Карла Маркса, засунутых под полку для обуви.

Писатель Курицын оставляет ненужные книги – летом, когда тепло, – на скамейках в садах и скверах, а зимой, когда холодно, – на столиках отапливаемых кафе. Называет он эту свою просветительскую работу «Культуру – в массы».

Мой старинный приятель Юра Степанов привык топить ненужную литературу в Неве – наберет мешок таких книжек, привяжет к горловине мешка кирпич и, как бесхозных эрмитажных котят, приносит книги в жертву речному царю Тритону.

Раньше люди несли книги в букинистический магазин и получали за это деньги. Нынче, когда букинистическая торговля практически сведена на нет и новую литературу букинисты оценивают на вес, как макулатуру, на сдаче книг много не заработаешь. Оттого сейчас самое обыденное явление – особенно в спальных районах города, – лежащие рядом с мусорными контейнерами стопки вынесенных из дома книжек. Видеть это печально. Чем-то это напоминает выброшенных на улицу домашних животных. Кошки и собаки, впрочем, еще находят полезное применение в качестве сырья для национальных восточных кухонь, книги же, будучи нетелесной пищей, к несчастью, обречены на гибель.

Я после нескольких неприятных случаев ликвидации своих книжных боезапасов избавляюсь от книг не часто. Один раз я обидел Володю Соболя, хорошего питерского писателя, – случайно отдав в продажу книгу, мне им подаренную. Хорошо, Володя человек не злопамятный, как, к примеру, писатель X, писатель Y или писатель Z. Те, после аналогичных случаев, подстерегали меня в парадной, подсыпали мышьяк в вино и стеклом фаршировали мои котлеты.

Володя же заявил мне просто, как джентльмен джентльмену: «Твоя мудаковатость порой вызывает уважение», – и, моментально простив обиду, пожал мою дрожащую длань.

Карамзин Н

Почти весь XIX век, особенно его середина, прошел в спорах о Николае Карамзине – был ли он реформатором русского литературного языка или же таковым не был. Пик споров пришелся на юбилейный 1866 год, когда отмечался столетний юбилей классика. Орест Миллер с профессорской кафедры ругал почем зря писателя, подыгрывая себе на маленькой демократической скрипочке и тем самым доводя российское прогрессивное студенчество до экстаза.

Вот что пишет по этому поводу А. Никитенко, известный литературный деятель, критик, цензор, академик литературы:

Что вы говорите о прозе Карамзина, Жуковского, Пушкина? Нам теперь нужна немножко хмельная и очень растрепанная и косматая проза, откуда бы, как из собачьего зева, лился лай на все нравственно благородное, на все прекрасное и на всякую логическую, правдивую мысль.