Территория сердца

— Нога… — она сделала паузу, вздохнув. — Колено сильно повреждено, и врачи не уверены, что он сможет ходить, как раньше. Он ведь, как и ты, на одном адреналине ходил… Как вообще двигался не понятно. Придётся проходить долгое восстановление. Рука тоже сломана в двух местах. А вот плечо… — она прикусила губу. — Там ситуация хуже, но воспаление удалось остановить, благодаря антибиотикам. Без них было бы намного хуже. Ну и по мелочи: сломанное ребро, ссадины, сотрясение, чуток скальп сняло с него.

— Остальные как?

— Парнишка самый целый оказался, хоть и у него полный набор ушибов, ну и воспаление легких, до сих пор с капельницей из антибиотиков ходит. А вот Миша…. Чудо, что вообще выжил. Ноги перебиты, одна вообще в крошку. Ее ампутировали, Зара….

Мир, казалось, остановился на мгновение. Я смотрела на Аллу Викторовну, пытаясь осознать её слова. Чувство боли за Михаила пронзило меня, как острый нож. Нога… ампутирована. Я не могла представить себе, что это значит для него, для человека, который был таким сильным, чьи шутки на грани фола не раз спасали ситуацию.

— Но он жив? — шёпотом спросила я, едва сдерживая слёзы.

Алла кивнула, смахнув слёзы с уголков глаз.

— Да, он жив. И борется. Шансы высокие. Зара…. Вы с Павлом…. Вы чудо совершили….

Я устало закрыла глаза.

— Зара, Влад здесь, — голос Аллы был мягким, но отчётливо слышимым. — Он ночует в больнице, мечется между твоей палатой и палатой Саши… Позвать его?

Я открыла глаза, но, чувствуя слабость, тихо ответила:

— Сил нет… вообще.

Алла наклонилась ближе, заботливо коснувшись моей руки.

— Отдохни, родная, — прошептала она. — Он подождёт. Тебе нужно восстановить силы.

Но сколько времени занимало восстановление никто мне сказать не мог. Я спала, просыпалась, что-то ела, снова засыпала. Алла, похоже, не отходила от меня ни на шаг, помогая даже добраться до туалета. Когда я в первый раз увидела себя в зеркале и завыла в голос, она тут же оказалась рядом.

— Тихо, солнышко, тихо… Это всё пройдёт, — её голос был мягким, но уверенным. — Шрам на лбу уберём, а волосы снова отрастут, их только убрали, чтобы сделать операцию. Ты ещё будешь красивой, родная.

Половина моей головы была выбрита до кожи, на ней красовался алый шрам, покрытый щедрым слоем зелёнки. Взгляд скользнул по лбу — ещё один, более тонкий, но заметный шрам пересекал его, напоминая о том, что я явно сильно приложилась при падении. Синяки под глазами придавали мне вид человека, которого избивали, как боксерскую грушу. Это было похоже на кошмар, но я не могла проснуться.

— Алла Викторовна… — простонала я, прикрыв лицо руками, стараясь спрятаться от своего отражения. Она тихо гладила меня по спине, не переставая успокаивать.

— Малышка моя, ты справишься. Это временно, всё заживёт, — шептала она. — Ты сильная, мы пройдём через это вместе.

Я слушала её слова, пытаясь поверить в них, но внутри всё ещё бушевал страх. Страх того, что я никогда не буду прежней. И ещё больший страх, что любой, кто меня увидит, испытает не просто отвращение, но ещё хуже — жалость. Я уже не просто «серая мышка», я стала сильно пожёванной серой мышкой. Это чувство не отпускало, как бы Алла ни пыталась меня поддержать. В итоге, успокоить меня смогли только лекарства.

Неделю я не выходила из палаты и никого, кроме Аллы, видеть не хотела. Это было моё убежище, моё укрытие от мира. Почти каждый день звонила сиделке отца, спрашивая о его состоянии. Алла, по моей просьбе, отправила перевод для него. Я уже планировала своё возвращение в Красновишерск, как только смогу встать на ноги. Вся эта история с Москвой, с её яркими огнями и обещаниями, была для меня исчерпана. Я была сыта по горло всем этим.

Я мечтала вернуться домой, к отцу. Хотела ухаживать за ним сама, обеспечить ему достойную жизнь, даже если его разум был где-то далеко, вне досягаемости. Он любил меня, я знала это. Но потеря мамы оказалась для него слишком сильным ударом. Тот шок, который парализовал его, сломал его душу и оставил раненым на долгие годы.

Теперь я поняла его лучше. В то краткое мгновение, когда я думала, что Саша умер… боль разорвала, разрушила меня изнутри, лишила разума. Мне казалось, что я умерла вместе с ним. Отец… он прошел через это. Я больше не могла винить его — не всем удается пережить эту боль.

— Зара, — в палату вошла Алла, её голос был полон смеси раздражения и заботы. — Ты долго ещё будешь хернёй страдать? — Она прищурилась, скрестив руки на груди. — Ещё немного, и я психану, спущу мужиков с поводка, а ты сама с ними разбирайся.

— Что? — я отвернулась от окна. — Вы сейчас о чем, Алла Викторовна?

— Так, заканчивай мне выкать и по отчеству величать! — резко перебила она, прищурившись ещё сильнее. — Я тут тебя на горшок водила, а ты мне всё ещё выкаешь. Это раз. А второе — если эти кони разнесут половину больницы, ты сама виновата! — Алла вздохнула, но в её голосе была твёрдость. — Ладно, день пострадала, ладно два, но неделю! Ты что, в монастырь часом не собралась?