Влад? Он видел во мне только удобную жилетку для своих проблем. Я была той, кому он мог открыться, потому что никто из его круга не должен был знать о его слабостях. Я была для него чем-то безопасным, чем-то, о чём он мог не волноваться. «Пусть мышка выслушает, ведь она не скажет никому». Отличный план, Влад.
А Александр… Я была его новой игрушкой. Не как женщина — нет, это было слишком просто. Ему нравилось наблюдать, как я реагирую на его манипуляции, как я пытаюсь играть по его правилам. Он наблюдал за мной, изучал меня, как объект для эксперимента. Я действительно была его маленькой мышкой, которая бегает по лабиринту, а он просто смотрит, куда она побежит дальше.
Вбежала в туалет, еле успев, прежде чем меня начало рвать. Рвать от этих людей, от этого города, от этой жизни. Слабая, глупая, наивная мышка. С кем ты собралась играть на равных?
— Зара! — в туалет стремительно вошла Алла, захлопывая за собой дверь и закрывая ее на ключ. — Достаточно истерики, подняла задницу, умылась и марш в приемную.
— А не пойти б тебе на хер, Алла Викторовна! — бросила я ей прямо в глаза.
— Я б пошла, девочка, — внезапно усмехнулась она, — да возраст, увы, не позволяет. Но это не отменяет того, что ты должна взять себя в руки.
— А если я не хочу? — я смотрела на неё, чувствуя, как внутри всё кипит. — Что если мне всё это осточертело? Этот город, эта работа, все вы с вашими играми и манипуляциями?
Алла сделала шаг ко мне, её глаза прищурились, будто она рассматривала меня, как изучала уже не один раз.
— Это не город, не работа и не мы, девочка, — её голос стал тихим, почти нежным, но с той же стальной ноткой, которая всегда вызывала во мне уважение и страх одновременно. — Это ты сама. Ты строишь драму в своей голове, потому что тебе проще убежать, чем сражаться.
— Я не бегу, — прошипела я, чувствуя, как мои кулаки сжимаются до боли. — Я пытаюсь защитить себя от вас.
— Ты не смогла защитить себя даже от атаки Ленки, мышонок, — повторила она, опираясь на край раковины рядом со мной, её голос был спокойным, но цепким. — Она знала, где ударить, а ты… ты пропустила удар, потому что всё ещё учишься. Не спорю, то, что ты провернула с блеском — это было великолепно. Я бы даже сказала, изящно. Но тебе не хватило сил довести дело до конца.
— А я не собиралась драться до конца, — буркнула я, глядя в пол, чувствуя, как внутри что-то разрывается. — Я не играю в ваши игры, Алла.
— Игры были, есть и будут. Повторю снова — не думаю, что на любом другом месте работы тебе станет легче. Зависть, злоба и человеческая дурость — границ не ведают. Ты считаешь, что я подтолкнула тебя к Саше, а я спрошу по-другому: ты сама-то подтолкнулась?
— Что? — я не совсем ее поняла.
— Мышка, не будь дурой по типу Лены. Да, я сказала ему, что ты напоминаешь мне Лиду. И что с того? Что это изменило для тебя и для него? Да ничего, Зара. Вообще ничего. Он хотел услышать мое мнение — он его услышал. Для себя-то он все уже решил. Учит тебя, да порой жестоко, хотя просто не умеет по-другому — моя школа, как никак. Зара, Саша, повторюсь снова, не клинический идиот и болезнью Альцгеймера пока не страдает. Думаешь, он слепой? Не видит, что не приятен тебе? Думаешь, его это не задевает? Конечно задевает…. И как человека, да и как мужчину, наверное, тоже. Но хоть раз, Зара, он переходил черту? Хоть раз делал тебе намек или может прямо что-то сказал?
Я молчала. Её вопросы пронзали меня, и я понимала, что ответ очевиден. Нет. Александр никогда не переступал эту черту. Он мог быть резким, манипулятивным, но ни разу не позволил себе что-то неприемлемое. Вспомнился тот момент, когда Александр стёр сметану с моих губ. На миг это движение показалось слишком личным, но он тут же отпустил меня, когда понял, что я чувствую дискомфорт. Ни одного шага дальше, ни одного намёка на что-то большее, чем рабочие отношения. Это были мои страхи и моя тревога, которые подогревали подозрения.
— Ты боишься его, — продолжила Алла, словно читая мои мысли. — Потому что видишь в нём угрозу. Но он не угроза для тебя, Зара. Саша — сложный человек, да. Он не всегда понятен, не всегда справедлив в своих методах, но он уважает тебя. Если бы не уважал, ты бы это давно почувствовала. И если бы хотел перейти черту — он бы давно это сделал. Он гордый, девочка, очень гордый. И его гордость никогда не позволит ему опуститься до того, чтобы заставить тебя сделать что-то против твоей воли. Думаешь, он не понимает, что ты к нему холодна? Саша не тот, кто будет уговаривать или принуждать кого-то к чему-то. Если ты не захочешь — он никогда не переступит твою границу.
— А Влад, Зара? Я знаю этого мальчишку с пелёнок, он рос у меня на руках. То, как он смотрит на тебя, говорит с тобой. Он никому так не доверяет как тебе. Это для тебя хоть что-нибудь да значит? Он по-настоящему привязался к тебе, как к подруге, как к сестре. Знаю, ты часто называешь его золотым мальчиком, и да, он такой. Но не потому, что он избалован или беспечен. У него школа его отца. И эта школа, мышонок, высшей пробы.