— Возможно, — устало ответила я, садясь на свое место. Плеер и наушники остались в кабинете, поэтому, хоть я и зажимала диктофон в ладони, приступить к работе не могла. Там, в кабинете Александра я чувствовала торжество и злорадство — ловушка, приготовленная мной, сработала и захлопнулась, однако сейчас чувствовала лишь усталость. — Только она этого даже не поняла, Влад. Ты понял, Алла — поняла, твой отец…. А она — нет.
— Она и не могла понять, — задумчиво ответил Влад, присаживаясь рядом, на краешек стола. — Это было не просто про плеер или диктофон, это был язык, который она не знает. Она… она просто в другой реальности живёт. Как там: «От добра люди становятся хуже. Свинеют».* — это полное отображение нашей ситуации.
— Что, Влад, — я встала и присела рядом с ним, — настольная книга?
— Мама читала мне, — тихо признался он.
— И мне тоже, — я положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
— Хреново быть детьми увлеченных геологов, — вздохнул Влад и поцеловал меня в лоб. Не было в этом жесте ничего интимного, так старший брат целует сестру. Бережно, с заботой.
— Или это самое прекрасное, — отозвалась я. — Черт его знает.
Из кабинета Александра послышались голоса на повышенных тонах. Мы с Владом переглянулись.
— Может сбежим? — тихо спросил он.
— Да ну их… — мотнула я головой, поудобнее устраиваясь на его плече.
Я почувствовала, как его дыхание стало ровнее, и эта спокойная тишина между нами наполнила приемную каким-то тихим пониманием. Мы не были одиноки в этой странной игре взрослых и амбиций. Нас связывало нечто большее, чем просто работа или обязанности — общее прошлое, осознание жизни, которой жили наши родители, и её глубина, непонятная многим вокруг нас.
Они вышли через час. Бледный, но спокойный Александр, молчаливая, сосредоточенная Алла и…. Елена, с заплаканными глазами и стертой тушью. Впервые я видела ее такой, такой разбитой и жалкой. Но жалости не было — я слишком устала от ее глупости и подлости.
Елена молча прошла мимо меня, даже не посмотрев, быстро собрала свои вещи и вышла прочь из приемной.
Алла вернулась за свой стол, чуть поджав губы.
— Я все сделаю, Александр Юрьевич, — тихо сказала она Болотову, который так и стоял в приемной, словно не знал, что делать дальше.
— Хорошо, — вздохнул он и вернулся к себе.
Я посмотрела на Аллу, и в глазам моих читались сотни вопросов.
— Не сейчас, Зара, — устало ответила она. — Если хочешь реально помочь — отнеси Саше чай. И плесни туда коньяку, хорошо. Нормально плесни, чтоб было что пить.
— Может тогда лучше в коньяк чая накапать? — не удержалась я. — Все уже молчу.
Алла устало улыбнулась, её глаза на мгновение стали чуть мягче.
— Можешь и в коньяк накапать, мышонок, — тихо сказала она, качнув головой. — Только постарайся не переборщить. Он и так на грани. Досталось сегодня мужику. Сука напоследок оттянулась. И мне накапай тоже….
— 400 капель валерьянки?
— Можешь даже 402, — мотнула она головой.
Я кивнула и, стараясь не шуметь, прошла на маленькую кухню, где у нас всегда был запас чая и… кое-чего покрепче. Наполнив чашку горячим чаем, я вылила туда хорошую порцию коньяка, глядя, как золотистый напиток смешивается с крепким чаем. В другую кружку плеснула и Алле, только уже чистого коньяка, понимая, что она тоже пережила неприятные минуты.
Я вернулась в приёмную с двумя чашками, одна с чаем и коньяком для Александра, другая — с чистым коньяком для Аллы. Когда я поставила кружку перед ней, она вздохнула и благодарно кивнула:
— Спасибо, мышонок. Сегодня был тот ещё день.
— Не за что, — ответила я.
Алла кивнула, делая маленький глоток и прикрывая глаза, будто пытаясь хотя бы на минуту расслабиться.
— Что будет… дальше? — все-таки не смело спросила я, застывая рядом с ее столом, но не спеша заходить к начальнику.
— С сегодняшнего дня и до конца праздников она числится в отпуске. После этого у нее два пути: в наш офис в Питере или на вольные хлеба. Видеть ее здесь Саша больше не желает. Никто не желает. Иди, неси… успокоительное шефу. И Зара, — она внезапно взяла меня за руку, — пожалуйста. Ради меня, ради Влада…. Перебори сегодня свои чувства к Саше. Знаю, он тебе не нравится, знаю, что не приятен, но пожалуйста, сделай это ради нас. Прошу тебя.
Внутри меня что-то дрогнула. Железная Алла не просила — она требовала. Всегда. Но не сегодня. Она знала, что этот человек мне не нравится, но просила об одолжении. Перебороть себя и свою неприязнь. На один день, на один раз.
Один раз мне это удалось, когда я сама коснулась его руки. Получится ли сейчас? И что вообще нужно делать?
Я постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Александр сидел за столом, опустив голову в руки, как будто что-то обдумывая. Его обычно сильное и уверенное лицо сейчас казалось утомлённым и осунувшимся. Но в ушах у него…. Были мои наушники. Он слушал мой плеер.
Я почувствовала, как заливаюсь краской. Молча поставила перед ним чай с коньяком или коньяк с чаем.
Он поднял голову, доставая один наушник.
— Что это за мелодия? — спросил он.
— Какая именно? — я постаралась, чтобы голос звучал ровно.