Территория войны

Проснулся я почти в восемь. Собирать было нечего, но я потерял еще несколько минут, пока вырезал ножом суковатую дубину, и наконец вскочил на мотоцикл.

Окно в спальне на втором этаже было по-прежнему открыто, и штора, как и ночью, шевелилась на ветерке. Оглянулся по сторонам – никого. Подставил дубину с сучками к забору и, как по лесенке, перемахнул. Упал, слава Богу, не на грабли и не на вилы – а в кусты. Пошел сразу к сараю – открыто. Внутри лопаты, грабли... и стремянка.

Со стремянки мои локти достали до жестяного подоконника – лучшего и не пожелать. Я медленно отодвинул штору – кровать, скомканные простыни, свисающая из-под них рука, на ноге знакомая татуировка. Гуталин лежал на кровати один. Я влез в открытую створку окна и замер. На кровати лежала вторая смятая подушка и второе скомканное одеяло. За кроватью была видна полуоткрытая дверь. Я прислушался – кто-то там был, доносились какие-то непонятные звуки, даже вроде детский смех. На цыпочках я обошел кровать, приоткрыл эту дверь шире и заглянул.

В углу комнаты работал почти без звука телевизор, а затылком ко мне в кресле сидела блондинистая, кудрявая головка в наушниках. Время от времени эта головка закидывалась назад и тряслась от смеха: на экране мелькали старые диснеевские мультики.

Я бесшумно подошел ближе и достал из кармана фотографию с выпускного бала. Я так надеялся, что это она, и негромко позвал: «Таня». Она не услышала меня в своих наушниках. Я повторил ее имя громче, еще громче. Наконец она повернулась, расширила глаза, приоткрыла рот, и я сразу протянул ей снимок.

– Что, кто это? Кто вы? Откуда это у вас, что вам надо! – Девочка сорвала с головы наушники, но не закричала и никого не позвала на помощь. Левая ноздря у нее была проколота, и в ней сверкал камушек в оправе. Золотой шарик блестел над бровью, такой же был под нижней губой.

– Тише, тише, Танечка, все спят, ш-ш. – Это подействовало удивительным образом – она действительно перешла на шепот.

– Кто вы такой? Как сюда залезли?

– Я ваш друг. В окошко залез, Таня, оно у вас открыто. А Гуталин спит. Пусть пока спит, он устал за вечер.

– Да кто вы такой!

– Друг. Ваш и Гуталина. Друг. – Я никого не обманывал: в одном блюзовом бенде играют только друзья.

– Я вас не знаю!

– И я вас. Но видел вашу фотографию. А теперь нам надо ехать домой. Дедушка весь извелся. Он чуть не плачет. Немедленно!

– Никуда я не поеду. Я закричу! Вы что, полицейский? – Она отпрянула в кресле, глаза ее сузились.

– Надо ехать, Таня. Полиция вас ищет. Но мне первому повезло. Поехали, я вас на мотоцикле прокачу.

– Я – совершеннолетняя! Я что, не имею права?

– Дедушку мучить, который тебя любит, – нет и нет. Не имеешь.

– Никуда я с вами не поеду! Я вас боюсь! Володя! Проснись, Володя!

Я вернулся в спальню. Теперь только Гуталин мог мне помочь. Пришлось брать его за руку, будить и тормошить. Наконец удалось растолкать его. Он продрал глаза, всмотрелся и, узнав меня, сразу вскочил и сел в кровати.

– Доброе утро, Гуталин. Я Таню домой забираю. Не возражаешь?

– Ты кто?

– Я – Николай Соколов, мы вчера с тобой вместе играли. – За спиной скрипнула дверь, рядом появилась Таня. – Объясни ей, что домой надо, дедушка извелся, да и полиция может сейчас приехать. Хочешь с ней встретиться?

– Ты мент?

– Я сейчас не мент, но менты скоро приедут. Они неделю вас ищут. Разбирайтесь тогда с ними сами.

– Мы не можем... то есть она не может. – Гуталин мял руками лицо, поглядывая на Таню. – Мы живем здесь. Нас попросили... Еще несколько дней поживем... Ничего плохого не делаем, и вообще. Зачем этот кипиш? Что за дела?

– Кто вас просил?

– Неважно. Не твое дело. Проваливай, а то познакомишься с ними!

– С кем?

– Все, привет. Отваливай!

– Гуталин, ты меня не понимаешь. – Я взялся за его ногу и сильно дернул, он опрокинулся на спину. – Проснись. От дури не можешь отойти? Напрасно ты, Гуталин, колешься.

– Что тебе от меня надо?

– Таню.

– Она взрослая!

– Очень взрослая. Поэтому ты скажешь ей, что надо ехать домой.

– А если не скажу?

На это у меня не было готового ответа. Ну, и хрен с ними со всеми, если такой жизнью хотят жить. Позвоню ее деду, пусть сам внучку забирает, если у него лучше получится. Главное – я ее нашел и поеду домой спать на мягкой кровати и без комаров. Вдруг снизу послышался шум подъехавшей машины, хлопнули по очереди две дверцы. Гуталин прислушался и беспокойно повернул к окну голову. Я обернулся на Таню – она тоже напряглась.

– Кто это?

– Хозяева.

– Что им надо?

– Слушай... как тебя... Коля, сейчас базар будет. Лучше скажем им, что ты наш знакомый, музыкант, и все дела. Случайно зашел, мы не приглашали. Тебе ж лучше будет. Это крутые. Братки, типа.

– Чего ты боишься?

– Неважно. Только не возникай при них, я тебя прошу, это такой народ...

– Ты деньги у них за это брал?

– Неважно. Брал – не брал, тебе что? Ты понял? Уже идут.

Скрипнула садовая калитка, и я крепко ухватил Таню за руку.

– Идем со мной, прямо сейчас, вещи Гуталин потом привезет. С нехорошими ты связалась, добром не кончится. Поехали, Таня.