Террор

Именно в тот день мистер Хикки решил изъять у меня самые действенные лекарственные препараты. Но еще прежде я слил бо́льшую часть морфина, опия, лауданума, ядовитой каломели и настоя мандрагорового корня в одну матовую, безобидную на вид бутылку с надписью «Свинцовый сахар», которую спрятал не в медицинской сумке, а в другом месте. Потом я долил в бутылки с остатками перечисленных средств воды до прежнего уровня.

Теперь каждый раз, когда я даю мистеру Мэнсону лекарство от «больного живота», он получает восемь частей воды на две части морфина. Однако великан, похоже, не замечает, что целебное средство утратило эффективность, каковое обстоятельство в очередной раз напоминает мне о том, сколь важна вера пациента в медицину.

Со дня смерти лейтенанта Ходжсона я еще несколько раз отказывался выполнять приказы мистера Хикки, лишившись в общей сложности восьми пальцев ног, одного уха и крайней плоти.

Последняя операция вызвала у зрителей такой веселый смех – несмотря на лежащие перед ними трупы, – словно они присутствовали на цирковом представлении.

Я знаю, почему мистер Хикки так и не выполнил свою неоднократно повторенную угрозу лишить меня полового члена или яичек. За годы службы во флоте помощник конопатчика видел достаточно много травм, чтобы знать: кровотечение из подобных ран остановить зачастую невозможно – особенно если кровью истекает сам врач, который находится в полуобморочном или шоковом состоянии, когда необходимо срочно провести операцию, – а мистер Хикки не хочет, чтобы я умер.

Уже когда я потерял семь из десяти пальцев на ногах, ходить стало чрезвычайно трудно. Я никогда прежде по-настоящему не понимал, насколько важны наши пальцы для удержания равновесия. И разумеется, боль, которую я постоянно испытываю последний месяц, нельзя назвать незначительной.

Полагаю, я впаду в грех гордыни – да и просто солгу, – если скажу здесь, что ни разу не думал о том, чтобы воспользоваться для притупления боли смесью морфина, опия, лауданума (и прочих медицинских препаратов), содержащейся в бутылке, которую я много недель назад припрятал для своего последнего часа.

Но я так ни разу и не вынул бутылку из потайного места.

До сей поры.

Признаюсь, я думал, что смесь подействует быстрее.

Я совсем не чувствую ступней – какое счастье! – и ноги у меня онемели до коленных чашечек. Но если дело будет продолжаться такими темпами, пройдет еще десять минут или больше, прежде чем микстура поразит мое сердце и другие жизненно важные органы.

Мне следовало принять дозу побольше. Полагаю, я просто струсил, когда не выпил все залпом.

Признаюсь здесь (для сугубо научных целей, если кто-нибудь когда-нибудь найдет мой дневник), что микстура описанного состава не только довольно сильно действует, но и довольно сильно одурманивает. Если бы этим темным ветреным вечером здесь находился кто-нибудь – кроме мистера Хикки и, возможно, мистера Мэнсона в королевском полубаркасе надо мной, – он увидел бы, что в последние минуты жизни я расслабленно качаю головой и улыбаюсь пьяной улыбкой.

Но я не рекомендую повторять сей экcперимент ни для каких целей, помимо медицинских – причем только в самом крайнем случае.

А теперь я хочу сделать настоящее признание.

В первый, и последний, раз за все годы врачебной практики я лечил пациента не в полную меру своих возможностей.

Я говорю, разумеется, о бедном мистере Магнусе Мэнсоне.

Мой первоначальный диагноз касательно двух пулевых ранений являлся ложью. Да, действительно, пули были малого калибра, но, надо полагать, крохотный пистолет был заряжен значительным количеством пороха, ибо обе пули, как мне стало понятно в ходе первого же осмотра, пробили слабоумному великану кожу, слой мышечной ткани и стенку брюшной полости.

После первого же осмотра я знал, что пули находятся либо в желудке, либо в селезенке, либо в печени, либо в другом жизненно важном органе мистера Мэнсона и что его жизнь зависит от тщательного обследования и срочной операции по удалению пуль.

Я солгал.

Если ад существует – во что я больше не верю, ибо эта Земля с некоторыми обитающими на ней людьми сама по себе является адом, достаточно страшным для любой Вселенной, – я буду заслуженно низвергнут в самый нижний круг оного.

Но мне все равно.

Должен сказать, в груди у меня похолодело и пльцы… пАлцы тоже холодеют.

Когда окло мсца назад РЗзбушвалас пурга, я взблагдрил Бга.

Тгда кзалсь, что мы и впрвду сумем дбратся до лагеря. Казалсь, что мистер Хикки победил. Мы находлись – мне кажтся – менее чем в двдацти млях отт лагеря и преодлевали 3 или 4 миили в день при хршей погде, кгда рзразлась првая зтяжная снжная буря.

Если Богг сущствует… я… блгадрю Тбя, миллый Боже.

Снег. Тьма. Ужаснй ветр день и ноч.

Даже те, кто мгли хдить, болше не мгли тщщить сани и брсили упрж. Палатки пвалило ветрм, потом унессло проч. Темпратура упала до мнус 50.

Зима ударила как молотт Божего гнева, и мистру Хиики ничеего не оствалось, кроме как натянут брезентвые плотнищща по бртам своего крлвского полбаркса и перстрелять пловину людей, чтобы накрмит дргую полвину.

Некоторые убжали в пргу и умерли.