Террор

Короткий смертный сон друга не беспокоил Хикки – Он знал, что может воскресить Магнуса в любой момент, когда пожелает, – но неотрывный взгляд открытых глаз над разинутым ртом и замерзшим водопадом крови через пару дней начал действовать богу на нервы. Особенно неприятно было просыпаться под этим взглядом. Особенно когда глаза покрылись ледяной коркой и превратились в два холодных белых немигающих ока.

Тогда Хикки встал со своего трона на корме и медленно двинулся вперед, мимо прислоненного к борту дробовика и сумки с патронами, через центральные банки, мимо россыпи завернутых в ткань кусков шоколада (которые, возможно, Он соблаговолит съесть, коли голод когда-нибудь вернется), мимо плотницких пил, кучи гвоздей, рулонов листового свинца, перешагнул через аккуратную стопку полотенец и шелковых платков у залитых кровью башмаков Магнуса и наконец оттолкнул ногой в сторону несколько из множества Библий, которые друг в последние дни подтащил поближе и сложил подобием маленькой стенки между собой и Хикки.

Но рот Магнуса не желал закрываться – Хикки не мог даже отодрать или сколоть замерзшую реку крови, излившуюся из него на грудь, – и белые глаза тоже никак не закрывались.

– Извини, милый, – прошептал он. – Но ты же знаешь, как я не люблю, когда на меня пялятся.

Он выковырял ножом замерзшие глазные яблоки и выбросил далеко в завывающую тьму. Он поставит глаза на место позже, когда воскресит Магнуса.

Позже, по Его приказу, снежная буря пошла на убыль и стихла. Вой ветра прекратился. С обращенного к западу наветренного борта полубаркаса, высоко стоявшего на санях, намело пятифутовый сугроб снега.

Было очень холодно, и обладающий сверхъестественным зрением Хикки видел вдали новые черные тучи, надвигающиеся с севера, но сегодня вечером в мире царило спокойствие. Он видел солнце, заходящее на юге, и знал, что пройдет шестнадцать или восемнадцать часов, прежде чем оно взойдет снова, так же на юге, и что в скором времени оно вообще перестанет подниматься над горизонтом. Тогда наступит Эпоха Тьмы – десять тысячелетий тьмы, – но это вполне устраивало Корнелиуса Хикки.

Однако сегодня ночь стояла холодная и тихая. Ярко сияли звезды – вообще-то, Хикки знал названия некоторых зимних созвездий, сейчас появившихся в небе, но сегодня не мог отыскать даже Большую Медведицу, – и Он спокойно сидел себе на корме своей лодки, надежно защищенный от холода теплым бушлатом и шерстяной шапкой, положив руки в перчатках на планшири, устремив неподвижный взгляд вперед, в сторону лагеря и даже далекого корабля. Он доберется туда, когда решит воскресить своих упряжных животных. Он думал о минувших месяцах и годах и дивился предопределенному чуду своего превращения в бога.

Корнелиус Хикки не сожалел ни о каких событиях своей прошлой, преходящей жизни. Он делал то, что должен был делать. Он воздал по справедливости надменным ублюдкам, которые по глупости своей смотрели на него свысока, и явил всем проблеск своего божественного света.

Внезапно он почувствовал какое-то движение на западе. С некоторым трудом – было очень холодно – Хикки повернул голову налево и посмотрел на замерзшее море.

Что-то двигалось к нему. Вероятно, это его слух – неестественно и сверхъестественно чуткий, как все прочие его тонко настроенные и обострившиеся сейчас чувства, – уловил звуки движения по растрескавшемуся льду.

Какое-то громадное существо шло к нему на двух ногах.

Хикки увидел бело-голубую шерсть, озаренную светом звезд. Он улыбнулся. Он обрадовался гостю.

У него больше не было причин бояться обитающего во льдах существа. Хикки знал, что теперь оно явилось к нему не как хищник, а как смиренный почитатель. В настоящее время оно не могло даже тягаться с ним силой: Корнелиус Хикки мог приказать существу бесследно исчезнуть или изгнать его легким взмахом руки в самый дальний уголок вселенной.

Оно приближалось, изредка опускаясь и прыжками передвигаясь на четырех лапах, но чаще шагая на двух ногах, как человек, хотя и поступью, нисколько не похожей на человеческую.

Хикки почувствовал странную тревогу, нарушившую его глубокий космический покой.

Существо скрылось из виду, когда подошло почти вплотную к полубаркасу и саням. Хикки слышал, как оно обходит брезентовый навес, забирается под него, рвет окоченелые трупы длинными когтями, щелкает зубами размером с ножи, шумно выдыхает время от времени, – но не видел его. Он осознал, что боится повернуть голову.

Он смотрел прямо перед собой, в пустые глазницы Магнуса.

Потом внезапно существо появилось, нависло над планширем, возвышаясь на шесть или более футов над лодкой, которая сама возвышалась на шесть футов над санями и снежными сугробами.

У Хикки перехватило дыхание.

Чудовище, явленное в свете звезд сверхъестественно зоркому взору Хикки, оказалось гораздо страшнее прежнего, гораздо страшнее, чем он мог представить. Оно претерпело такую же чудесную и ужасную трансформацию, какая произошла с Ним, Корнелиусом Хикки.