Окончательное решение по данному вопросу принял директор завода Степанов. В отличие от многих других членов партии Степанов пытался обуздать пламя яростных обвинений, которое грозило охватить весь завод. Он категорически отказался считать вредительством каждую ошибку или несчастный случай в цехах и даже похвалил Сагайдака за его старания в цехе: «В свое время Сагайдак отдал кровь за цех». Он отвергал мысль о том, что Сагайдак виновен в намеренном вредительстве. «Молодые инженеры совершают ошибки», — сказал он. Однако Степанов с готовностью пожертвовал Сагайдаком. Осознав, что спасать его было слишком поздно, Степанов попытался снять с него часть инвектив, обвиняя Сагайдака лишь в политической ошибке. «Невозможно приписать вредительству ошибки и несчастные случаи в каждом цехе, — твердо произнес он. — Но если есть политический угол зрения, тогда возможно сказать: да, есть проблема». Он спросил: «Где Сагайдак узнал об идее исчезновения государства, когда мы тратим двадцать миллиардов рублей на оборону нашей страны? Все мы делали ошибки. Я работаю директором завода двенадцать лет и ошибаюсь. Но нет прощения директору, если он делает политическую ошибку». Затем он проголосовал за исключение Сагайдака из партии. Сагайдаку дали последнее слово: «Товарищи, тем, кто будет принимать решения, я хочу еще раз сказать, что я не вредитель. Я не вредил, никогда не имел, и не буду иметь связи с троцкистами. За всю свою жизнь я ни разу не предал рабочий класс, никогда в мыслях не имел навредить, где бы то ни было». Сагайдак стал козлом отпущения, на него взвалили вину за все недостатки в цехе холодного проката и других цехах, имевших к нему отношение: плохие условия безопасности, задержка выполнения заказов, невыполнение плана. Рабочие возмущались по поводу опасных условий труда; инженеры — его бестактностью; коммунисты — тем, что он весь был поглощен заботами о производстве; электрики — его небрежным отношением к моторам. Партком исключил Сагайдака из партии, и вскоре он был арестован.{502}
В течение последующих месяцев многие члены партии, обвинявшие Сагайдака, также были арестованы. Главный инженер завода Л. В. Марморштейн написал злобную статью о Сагайдаке.{503}
Он был арестован вместе с многими другими, связанными с ним инженерами и начальниками. Жидкова, посещавшая политучебу, на которой Сагайдак произнес губительную для него политическую оговорку, была исключена из партии в 1938 году. Одна из многих рьяных членов партии, Жидкова написала большое количество доносов в течение 1937 года в фабком и райком партии, а также в органы НКВД. Вполне вероятно, что именно она первой обратила внимание парторганизации на «ошибку» Сагайдака. Ее обвинительные выступления привели к исключению из партии секретаря парткома Сомова в 1938 году, а также к аресту ее подруги, польской коммунистки, в 1937 году. Ее саму допрашивали после того, как был арестован ее брат — старый большевик. Настаивая на том, что НКВД совершил ошибку в отношении ее брата, Жидкова утверждала, что он невиновен. Его арест ускорил психологический кризис. Непоколебимо верившая в свою правоту, она осуждала и обвиняла других до тех пор, пока ее вера в честность горячо любимого ею брата не разрушила ее слепое доверие к органам НКВД.{504}