Террор и демократия в эпоху Сталина

Случай Коростелина свидетельствует о том, насколько легко было превратить потерю времени и средств, плохое управление или растрату в «политическое» дело. Когда начальник цеха Тынков уличил Коростелина в обмане, тот ринулся в бой, используя любое средство, имеющееся в политическом арсенале. Он обвинял Тынкова в препятствовании проведению партсобраний, подкупе рабочих и «троцкизме». Его обвинения, ставшие прямым ответом на угрозу его собственной безопасности, в конечном счете, привели к аресту его начальника. К тому времени, как дело закончилось, Тынков оказался в тюрьме, а члены парткома — под следствием за «отказ разоблачать». Этот случай ясно показал: любой руководитель, пытавшийся наказывать за вредительство, должен быть готов самоотверженно противостоять встречным обвинениям.

Викулов — заместитель директора ликероводочного завода столкнулся с многочисленными обвинениями в свой адрес, после того как Монгерт, назначенный им требовательный бригадир, был арестован. Рабочие, недовольные установленной бригадиром строгой дисциплиной, праздновали победу: органы НКВД арестовали Монгерта за то, что он уволил «старых, хороших рабочих». У Викулова было другое мнение. Он защищал Монгерта за то, что тот боролся с пьянством рабочих и мелким воровством. Безоговорочно приверженный правде или опасаясь, что обвинений в пособничестве, Викулов отказался осуждать Монгерта. Представитель райкома партии Ефтеев сердито упрекал Викулова:

Ефтеев: «Вы говорили, Монгерт требовал, нажимал, боролся с воровством».

Викулов: «Может быть, он перестраховывал себя».

Евтеев: «Именно он перестраховывал, нажимал на рабочих, пытался показаться активным советским человеком».

Викулов: «Возможно».

Евтеев: «А он был враг, а ты его проглядел и воспевал его».

Викулов: «Я рассказал все, как было».

Евтеев: «Я бы не сказал, что он боролся, нажимал. Нужно было сказать: “Извините. Я — член партии проглядел эту сволочь”, — а не воспевать».

Викулов: «Я не воспеваю».

Несколько членов партии воспользовались арестом Монгерта для нападок на Викулова. Всплыли старые обиды между транспортным отделом и другими цехами. Начальники цехов жаловались, что транспортный отдел отказывался отгружать плохо упакованные материалы. Викулов, не желавший занимать маловажными предметами дорогое место в попутной машине, отправлявшейся с завода, отказался погрузить в машину корзины с подарками в честь празднования Октябрьской революции и отвезти их на склад. Он резко сказал парторгу: «Найми такси!». Другие обвиняли Викулова в том, что он и Монгерт настраивали рабочих и членов партии друг против друга и увольняли старых рабочих. Викулов защищался. Он сердито объяснил, что один из тех рабочих был хроническим алкоголиком. «Сколько раз он пьянствовал на заводе, — заявил Викулов. — Вчера он тут выступал [на собрании] и был выпивши». После ареста Монгерта на Викулова посыпалось множество жалоб. Политика и производство стали настолько тесно взаимосвязаны, что больше невозможно было всерьез осуждать пьянство, отказывать в отгрузке или обсуждать дела завода.^{512}

Крикуны и организационный хаос

В 1938 году парткомы были всецело заняты рассмотрением заявлений и расследованиями. Вряд ли кто-то, кто бы не был «виновен» в чем-нибудь: в связи с «врагом», наличии темных пятен в биографии, в несчастном случае, в технической или политической ошибке. Репрессии вышли далеко за пределы целевой группы бывших оппозиционеров. Партсобрания превратились в войну, где каждый воевал с каждым, войну, в которой невозможно было отделить правду от грязных обвинений, злобы и мести. Оставшиеся на свободе научились охотиться на врагов, были скоры отражать любые нападки встречными обвинениями. Стремясь защитить себя, они — в качестве упреждающего удара — обвиняли других. Выражаясь партийным языком, они стали «крикунами». Парткомы больше не мучились угрызениями совести, когда «крикунов» арестовывали за то, что те «кричали во всю глотку».