Спустя одиннадцать дней после ареста Пятакова, 23 сентября 1936 года страшный взрыв потряс угольные шахты в Кузбассе (Кемерово) и Западной Сибири. Воспламенение газа под землей привело к смерти десяти шахтеров и тяжелым ранениям четырнадцати человек. Проблемы, существовавшие на Кемеровских шахтах, были типичными для всей отрасли: многочисленные несчастные случаи, плохо спроектированные забои, ненадежные подмости в шахтах. Разработка месторождений в Кузбассе началась в девятнадцатом веке, но только в 1930-е годы правительство начало развивать богатый потенциал этого района, построив громадный горнодобывающий, металлургический и химический комплексы. По железной дороге кокс из Кузбасса перевозили в новый центр производства металла и стали — Магнитогорск, откуда вагоны доставляли железную руду для нового металлургического комбината в Сталинске (Новокузнецке). С 1926 года население маленького шахтерского городка Кемерово увеличилось шестикратно до 100 тысяч человек.{242}
Взрыв в сентябре вряд ли можно считать первым. Ранее, в декабре 1935 года взрыв унес жизни двух рабочих и ранил несколько человек. Центральная и заводская пресса, не имевшая привычки сообщать о несчастных случаях, никогда не упоминала о взрывах на шахтах, происшедших в декабре и сентябре. Спустя два дня после взрыва, 25 сентября Сталин, будучи на отдыхе в Сочи, отправил телеграмму в Политбюро с требованием уволить Г. Г. Ягоду с поста наркома внутренних дел и вместо него назначить Н. И. Ежова. Член Политбюро Л. М. Каганович пояснил: «Ягода оказался слишком слабым для такой роли».{243} 29 сентября Народный комиссариат юстиции направил директиву региональным и местным прокурорам: «Пересмотреть все случаи технической безопасности, взрывов, несчастных случаев и пожаров, которые произошли в промышленности за прошедшие три года».{244} В то время как прокуратура начала тщательно пересматривать все дела по связям с троцкистами, НКВД приступил к расследованию взрыва в Кемерово, были арестованы ведущие управленцы и инженеры. Они оказались в тюрьме вместе с бывшими троцкистами из Западносибирского региона, которых арестовали еще весной. В течение нескольких недель НКВД выявил связи между руководителями шахт и бывшими троцкистами; их обвинили во вредительстве, в разработке планов диверсий с целью вывести из строя Кемеровские шахты и уничтожить рабочих.Взрыв в Кемерово — не единственный несчастный случай в промышленности, приведший к обвинению преступлении против государства. Уголовный кодекс содержал раздел по «служебным преступлениям», который включал статьи от «злоупотребления властью» до «преступной халатности». Злоупотребление служебным положением с целью причинения вреда государству было квалифицировано как «вредительство». В 1928 году Верховный Суд облегчил задачу признания виновности во вредительстве, приняв определение, что прокуроры обязаны доказывать не «контрреволюционное намерение», а только намерение совершить действие. В 1929 году партия развернула широкую кампанию против «буржуазных специалистов» (бывших царских чиновников и технических специалистов), рассматривая уголовное преследование служебных преступлений с классовых позиций. Судебные органы начали уголовное преследование руководителей, инженеров и экономистов за несчастные случаи и аварии в промышленности, торговле и на транспорте. Эта кампания достигла апогея в 1931 году во время суда над группой бывших меньшевиков, работавших экономистами и плановиками. Партия прекратила нападки весной 1931 года и приняла меры по защите специалистов. В голодном 1933 году за вредительство были осуждены руководители Комиссариатов сельского хозяйства и совхозов. Однако судебный процесс был закрытым, и партийное руководство страны не принимало никаких мер для привлечения народных масс в его поддержку В 1933 году обвинение в шпионаже и авариях на электростанциях было предъявлено британским инженерам. Однако и этот судебный процесс не сопровождался широкой массовой кампанией против специалистов. Более того, после 1931 года специалисты получили материальные привилегии, недоступные для рабочих, а несчастные случаи в промышленности неохотно признавались вредительством.{245}