Террор в Македонии

Желая увлечь всех своим примером, Марко отважно ринулся к входу, нацелив бревно прямо в дверь. Удар был таким сильным, что доски затрещали и соскочили петли. Радости погромщиков не было предела.

— Вперед, орлы! Никого не щадите! — ободряюще крикнул албанец, но тут над его головой раздался издевательский смех, прозвучавший более оскорбительно, чем пощечина…

Нападавшие и их предводитель замерли в недоумении, тупо глядя перед собой, — за выломанной дверью была стена!

Толпа осаждавших взорвалась негодованием:

— Собаки! Свиньи! Вонючие козлы! Они замуровали вход!

За смехом последовала команда:

— Огонь по этим глупцам! Но Марко не трогайте!

Стреляли почти в упор. Еще пять головорезов остались лежать на мостовой. Послышалось щелканье затворов, и вновь со стороны террасы донеслась команда:

— Цельтесь хорошенько, не заденьте бея! Огонь!

Новый оглушительный залп, новые жертвы. Потери были велики, и бандиты бросились наутек. Марко пытался остановить убегавших, но это было уже не в его силах. Он стоял один перед домом, где снова установилась тишина. Повинуясь приказу, никто в главаря не стрелял.

Тогда, обратив взгляд в сторону таинственных защитников, гордый албанец в ярости закричал:

— Кто ты, собственно, такой, чтобы сметь казнить или миловать меня?!

— Ты, никак, боишься, Марко?

— Попадешься мне, не жди пощады!

Тогда над барьером, окружавшим террасу, показался человек. Он высунулся по пояс и с ненавистью посмотрел на Марко.

— Я мог бы убить тебя сегодня, но я не хочу этого! Еще не пришло время. Я сам схвачу тебя и разрублю на две части, как свинью. А потом прикреплю эти две половинки на руинах дома Грегорио Пертикари… там… в Салько! Помнишь, бандит?! Обещаю тебе это, а я всегда держу свое слово!

Пожалуй, впервые за всю свою жизнь бей испытал чувство растерянности. За какие-то секунды перед ним пронеслось недавнее прошлое… кровь… кровь… Голос его сорвался:

— Кто ты такой, чтобы угрожать мне?

— Мститель!

Марко побледнел. Он вглядывался в говорившего с ним человека, но не мог поверить своим глазам…

— Жоаннес! — сорвалось у него.

ГЛАВА 3

Те, кого не ждали. — Два новобранца. — Маленькая армия независимости. — Проповедуя священную войну. — Пробуждение в разгаре кровопролития. — Крепость. — Первый выстрел. — Отбитая атака. — Фритюр[98].— Соседний дом. — Лестница. — Героизм. — Преданность. — Осажденные.

Полагаю, читатель помнит, как Жоаннес, Михаил и Паница в поисках Никеи столкнулись с небольшим отрядом турецких жандармов. Молодым людям ничего не оставалось, как принять бой. Все турки погибли, кроме двух солдат, которых Жоаннес, проявив благородство, пощадил и отпустил на свободу, лишь забрав униформу[99] и оставив взамен цивильную[100] одежду.

Опасаясь, что их запросто повесят, если они вернутся в таком виде в казармы, оба жандарма, посчитав юношу за предводителя разбойников, стали просить Жоаннеса взять их с собой, обещая верную службу.

Сказав, что они ошибаются и принимают его не за того, кто он есть, молодой человек велел им отправляться в Салько и оставаться там до новых распоряжений. Те повиновались. Придя в деревню, сказали, что они люди Жоаннеса, и стали терпеливо ждать.

Между тем в Салько заявились турки и уничтожили село. На то время, пока незваные гости убивали, грабили и поджигали дома, бывшие жандармы скрылись, но, когда турки ушли, они вновь вернулись на пепелище в ожидании своего нового предводителя.

Нетрудно представить себе изумление Жоаннеса, когда, вернувшись в деревню, он нашел обоих, сидящих возле обугленной стены одного из домов и спокойно покуривающих.

Сразу узнав своего командира, они вскочили и отдали ему честь. Затем склонились в уважительном поклоне перед Никеей.

— Здравствуйте, капитан! Здравствуйте, мадам! Это мы, — произнесли они со свойственной мусульманам серьезностью.

Жоаннес улыбнулся и протянул им руку.

— Здравствуйте, друзья! Почему вы называете меня капитаном?

— Тот, кто будет командовать Солиманом и Мурадом, должен иметь чин не меньше капитана, — ответил первый, что постарше, крепкий, решительного вида мужчина с усами и бородой, лет тридцати пяти. — Солиман — это я.

— А я — Мурад, — добавил второй, лет на пять помоложе, высокий, сухопарый, очень подвижный.

— Не ожидал увидеть вас здесь и очень этому рад. Наше знакомство было несколько неожиданным…

— Ты был вправе убить нас, но даровал нам жизнь… Теперь мы будем преданы тебе до самой смерти. Отныне твои враги — наши враги, а твои друзья — наши друзья!

С этими словами бывшие жандармы сердечно пожали руки Михаилу и Панице, те все еще обалдело глядели на них.

Солиман, чей язык был подвешен явно лучше, нежели у его сотоварища, добавил:

— Итак, мы твои солдаты, верно ведь, мой капитан?

— Я не против, но должен вас предупредить, что мы мятежники и открыто враждуем и с албанцами, и с турецкими властями…