— Оля сказала, что помощник Дубцова, Трубецкой, очень хлопочет об аренде помещений в Москве и других городах, — заметил Старков.
— И каково Оле в логове врагов?
— Нравится. Говорит, что весело… работать.
— Вот что, Станислав Юрьевич, вы меня познакомьте с вашей дамой. Пусть и у нее будет прямой выход на меня. Мало ли что может случиться.
21
Рекунков очень тяжело переживал, что Дубцов почти в хамской форме напомнил ему об информаторе среди их людей. Валериан Сергеевич обычно занимался своими делами, а Рекунков своими. И никто из них не учил другого. И произошел неприятный разговор именно в тот момент, когда Рекунков почти был уверен в том, что вычислил чужака и, более того, понял, на кого тот работает.
Отделаться от парня было легко. Гораздо труднее другое — убедиться, что тот действовал один и в их конторе ему никто не помогал.
Сразу после того, как взорвали машину хозяина и дверь в его квартире, Рекунков взял на заметку ребят, которые дежурили возле квартиры в тот день. Постепенно он отслеживал их связи, в чем ему помогали его приятели из МВД, но окончательно убедился, что информатором является один из этих троих, когда познакомился со Старковым. Он не верил, что Станислав Юрьевич мог организовать взрывы в охраняемом подъезде, возле охраняемой квартиры.
К сожалению, наиболее подозрительным из дежуривших тогда оказался Афганец. Валя Лобахин, шестьдесят первого года рождения, служил в Афганистане, почему его среди своих и звали Афганец.
Он был отобран лично Рекунковым, когда пришлось выбирать из ребят, прошедших курсы охранников. Лобахин, невысокий парень, поразил тогда Рекункова своей уравновешенностью. К тому же он производил впечатление исключительно порядочного человека.
Рекунков несколько вечеров повертелся возле квартиры Лобахина и перехватил телефонный разговор, в котором тот договаривался о встрече с неким Трофимом. Этот Трофим явно не был другом парня: чувствовалось по интонациям короткого разговора, что Лобахин относится к Трофиму с уважением.
Накрыть их при встрече — дело техники. Трофим оказался пожилым мужчиной в красивом плаще и без головного убора. Лобахин что-то сунул Трофиму в карман, и они расстались. Встреча состоялась в самом людном месте московского метро, на переходе с «Проспекта Мира» на кольцевую.
С этим Трофимом Валя встречался еще три раза. Ребята из МВД сообщили, что брат Лобахина, семнадцатилетний мальчишка, — наркоман. У Рекункова сразу возникла мысль, что и сам Лобахин колется, для чего ему и нужны деньги.
Но накануне разговора с Дубцовым Рекунков напоил в дешевом кабаке единственного друга Лобахина, Семена. Тому было лестно выпить с самим Рекунковым. Болтал он обо всем. Рекунков без труда перевел разговор на Лобахина.
— Ну, Валя — человек принципов, — сказал заплетающимся голосом Семен, — нам до ваучера все, а он политикой интересуется. Наши — не наши, — Семен сделал игривый жест рукой, — он за «наших», а я ни за каких.
Это сообщение резко изменило картину. Уже собравшийся все рассказать Дубцову, Рекунков передумал. Ему нужно было предварительно поговорить с самим парнем.
Разговор мог закончиться очень плохо для Рекункова, но, услышав слово «политика», он не мог поступить иначе. Если Лобахин связан с какой-нибудь партией, а Дубцов — с прямо противоположной, то он, Рекунков, оказывается просто в дураках. Получается, что Дубцов водил его за нос, не доверял ему до конца. К тому же, политика резко расширяла «поле игры». Убрав Лобахина, Рекунков мог столкнуться с очень серьезными людьми.
Он позвонил Валентину домой. Нервный женский голос ответил, что Валентина нет дома. Рекунков знал один притон, куда Лобахин часто приходил за своим младшим братишкой. Судя по взвинченности мамы, ее сыновей следовало искать именно там.
…За обшарпанной дверью гремела музыка. Пришлось позвонить раз семь, прежде чем открыли.
— Мне нужен Валентин Лобахин, — грозно сказал Рекунков и свалился от профессионально нанесенного удара сзади в затылок. В темной прихожей его встретила компания пьяных ребят, и кто-то из них успел проскочить ему за спину.
Очнулся Рекунков от того, что его лоб смачивали водой. Холодная вода текла с носового платка, и приятного вида девчушка, сжимавшая платок в кулачке, говорила своим друзьям:
— И вовсе он не мент. Ты не мент, дядя?
— Нет, — покачал головой Рекунков, — а зачем же вы меня дербалызнули, ребята?
— Погорячились, — сказал кто-то.
— Бывает, — ответил Рекунков и поднялся на одно колено.
— Налейте дяде вина, — распорядился крепыш лет восемнадцати.
— А что, если мент, тогда вы сразу по голове? — спросил с интересом Рекунков, присаживаясь к столу.
Компания загоготала.
— Нет, нашего участкового мы любим, он нам как отец родной.
«Хитрят ребята или уже нажрались до чертиков», — подумал Рекунков.
— А где Лобахин младший?
— Вон, на кровати спит, козел. А вам зачем он? — поинтересовался тот же крепыш.
— Мне нужен его брат, на пару слов. Сказали, что он здесь, — морщась от боли, ответил Рекунков.
— Стебани, дядя, легче будет.
Рекункову налили стакан дешевого портвейна.